4 марта 2009.
За окном всё в бело-серой гамме;
из зимы с весной единый сплав.
Чавкает утробно под ногами
каша снеговая: чав да чав!
Ну, а я – извёлся, ожидая
каблучков весёлый перестук;
только им (и только им!) всегда я
душу исцелить могу от мук.
Этот стук – прекрасное лекарство –
будит вновь фантазию во мне,
потому-то отдаю я дар свой
дамам тем, кем вдохновлён вполне.
Тем, чей облик трогает мне тело,
а душа – касается души,
чей не зря природою умелой
ладно скроен вид и крепко сшит.
Я их жадно провожаю взглядом.
Душу наслажденьем опьянив,
тут же Муза возникает рядом
и поёт мне сладостный мотив,
на который, как на нитку – бисер,
я нижу ритмический узор.
Я нижу, а в это время в высях
тех, где небо даже ниже гор,
спор идёт Всевышнего и беса:
кто сумеет душу залучить.
Аргумент у беса: «Он – повеса,
может каждой даме настрочить
строчек миллионы. Как сорока,
в этот мир являет их, треща.
Так что наш; по завершенью срока
круг второй. И навсегда прощай!»
Отвечает тихо Вседержитель:
«Да! О дамах он писать мастак!
Но сквозит едва заметной нитью
уваженье к Небесам… ведь так?
В его строчках всё же больше света;
пусть грустит, но и печаль – светла…
Так что, дорогой, не тронь поэта;
только Мой он… вот и все дела!»
Их не слышу. Только понемногу
я небесный выбираю путь…
Хоть кремнист и труден путь тот к Богу,
по нему иду. И в этом суть.
Имя Божье всуе, повсеместно,
не треплю, как носовой платок…
Ненавижу в людях фарисейство,
с ханжеством борюсь посредством строк.
Не желаю быть бесплотной тенью,
рифмовать убогие псалмы,
но стихов прекрасные растенья
сеял, сею в души и в умы.
И продолжу сеять их, покуда
ум кипит, пока тверда рука…
Пусть большая часть ещё под спудом,
вырвется она наверняка.
Явит айсберг то, что прятал прежде,
то, что тьмы скрывала глубина…
Отправляю голубя надежды.
Пусть летит. Уже пришла весна!
|