Очередная незванная осень.

Я предчувствую холод зимы, столь болезненно горький,
Что нисколько осеннее солнце не греет меня -
Как большой апельсин, что недавно был съеден до дольки,
И осталась одна кожура в свете гаснущем дня.

Только ветер один, непоседа, листву обрывая,
По деревьям, похожий на пчёлку, беспечно летал.
От одной до другой он метался, опять забывая
Те слова, что весной тем берёзам на ухо шептал.

Да чего же я маюсь? Ведь листья лишь только желтеют,
И деревьев одежда, как летом, ещё зелена.
Только солнце... Скажи, почему оно больше не греет,
Словно между Землёй и светилом стоит пелена?

Первый снег боль засыпет. Надолго ль? Он лишь сменит цвет,
Станет белой из жёлтой тоска. От неё нет спасенья.
И деревья скрипят. В этом стоне мне слышится "нет"...
Не спасёт белый цвет листьев падших от хлада забвенья.

Умирает закат. Лето гаснет. А ветер летит,
Скоро врежется в стену из первого белого снега,
И настанет покой. И лишь время всегда не стоит,
И не в силах никто и ничто прекратить его бега.

Хоть бы дождь... Слышишь, небо? Ты плакать не хочешь теперь?
А заплачешь, как я, насмотревшись на осени танцы,
И над всем этим ветер лишь будет, как загнанный зверь,
От угла до угла, лишь чуть-чуть отдыхая, метаться.

Мучит жажда иная, и с ней мне никак не смириться:
Жизни бренной напившись, я снова хочу её пить.
В этом свете по бОльшему счёту, всё к жизни стремится,
Как и всё, что живет, чуть подольше, но хочет пожить...