Однажды
ранним
зимним
утром
ко мне войдет неведомый гонец,
и будет говорить он сутры,
и будет петь из вед,
и под конец
поведает рифмованный отрывок,
старинных хроник крохотный обрывок,
и я уйму настырный хрипунец.
И я усну.
Мне будет сниться осень,
как ураган по камням и по льду
метет сосну,
роняя скалы оземь,
и саблей чертит красную черту.
Как орды на мохнатых иноходцах
срывают стены синих городов
и зарывают трупами колодцы
и исчезают в зареве портов…
И я проснусь.
Гонец растает в окнах,
а за стеклом туман, туман, туман…
Скрывает грусть
и скатывает в кокон
мной только что законченный роман.
Однажды
поздней
летней
ночью
мой кокон лопнет вдоль и поперек,
и прянет из-под пыльных клочьев,
и воспарит под трепет лунных строк
крылатое создание идущих,
привыкших к ожиданию и ждущих,
и я приму начертанный мне срок.
И я усну.
Во сне я буду видеть,
как на чужом далеком берегу
творит весну
мечтой плененный витязь,
и знаков вязь чертогом берегут.
Как голову склонит перед распутьем
смиривший путь, что в логово ведет,
когда его нагонит и разбудит
свершивший то, что будет и пройдет…
И я проснусь.
Пролает мерзкий кашель,
все тот же неуемный хрипунец.
Зевотный хруст
смешает грезы в кашу…
И сочленит начало и конец.
|