Москаль( автор Михаил Марусин)

МОСКАЛЬ

Ёкарныбабаев

На Крещатике кофе по-русски
за полтинник.
Хотелось и в Лавру,
и в музей, дом Тринадцать на Спуске,
и куда-то еще.
Динозавры
распивают свою "Оболонь",
а с тобой - бельмонди и делонь,
исполняя капризы на бис.
Я, наверное, жлоб.
Тссс...

Чертовщина.
Метро закрыто.
С Гидропарка до Минской пешком
-эх,
я разделан тобой под орех,
и пою.
Хорошо-то как.

Чуть потише.
Смотри, на кухне
у кого-то зажегся свет.
От бензола кусты пожухли,
а других, попышнее, нет,
и до Минской, как до Китая.
Чуть потише,
я сам вот-вот
застонаю,
да так, что зажжет
вся округа на кухнях свет.
Комары, блин.

Ненавижу вокзалы.
Таможни тоже.
Ненавижу.

Расскажи мне, что делает Муня,
и куда он справляет нужду,
за утратой моих босоножек?
У меня все по-прежнему- жду.
Триста лет до начала июня-
потерплю.
Обнимаю.
Я тоже.
И тебе.
И его от меня.
Потерпи.
пи... пи... пи...

пи... пи... пи...
пи... пи... пи...
Блин.
Вот что этим бабам,
как триндеть - так намазано медом,
не отлипнут.
Нежданно,
нахрапом,
заявиться бы: "здрасьте".
Есть больничный,
и вот оно - счастье,
на неделю,
где совесть,
где принципы
-дозвониться бы.

Доброго ранку!
Извини, что нежданчиком.

Пять,
и по дню на дорогу -
семь.
Я хочу тебя здесь и опять,
я хочу тебя там и совсем,
навсегда,
чтоб спаяться в колокол,
ты - пурпурная медь,
я - олово,
и набатить в державные головы.
Топорами границ расколота
не одна изумленная правда.
Потерпи. Это надо.

Надо?

Подстаканник.
Кроссворды.
Немые.
Сосед подшофе.
"гривны-доллары-дешево!"
Купянск.
Валуйки.
Эр Фэ.

Ненавижу вокзалы.

Знаешь, трудно вот так - за семьсот километров.
Монитор - хоть защупай,
а главное где-то
далеко.

А у нас снег.
Рановато - растает к утру,
Если сам до утра не помру,
то увижу молочные реки.
Их разгонят супруги-узбеки,
наши дворники,
чтоб не здесь, а в соседнем квартале,
эти реки в моря вырастали,
и цунамили южные дали.
Вот, сложу из платежки кораблик,
и пущу.
Потеряется?

Слушай,
ты сама-то не лезь в бучу,
если нравится быть грушей -
подставляйся коту лучше,
разберутся без вас.

Елы-палы,
и сто двадцать ударов в минуту,
-да заткните вы это хлебало,
прогоните со сцены!
Нудно,
от пяти до восьми
время проползает.
Опять - новости.
Звук на "тридцать".
Чувак в теме,
все по-честному,
все по-совести,
по уму
-бла-бла-бла.

пи... пи... пи...
пи... пи... пи...
пи... пи... пи...
сец...

Ну и дура ты, мать.
Кто ж в толпу с телефоном в кармашке?
Сохранил.
Как тебя обозвать?
"Майдализой"?
Смеешься.

Ты не знаешь,
как гадко смотреться
в амальгамную рожу.
Только носишь никчемные бейцы,
только ноешь в мобилу: "я тоже!",-
от бессилия ноешь.

Та шо ты?
Я - то бык, и с заслуженной грыжей,
тут свои Вольдемары-Ашоты,
и катаешь любого, чтоб выжить,
-я согласен.
А ты?
На войне-то труднее вдвойне
завозить на народной спине
безнародье в Верховную Раду,
правда?
пи... пи... пи...

Молодой человек,
я вам русским твержу языком: нет билетов!
И что-то вполголоса, видно, очень по-русски сказала.
Ненавижу вокзалы.

Черт, нельзя же так.
Знаю.
И ты меня тоже.
Не подумал.
Ну, ладно, бывает,
вот, как ляпнешь, а после и доит, и гложет,
хоть разбейся в лепешку.
Не злись на дебила.
Молодец, что сама позвонила.
Хочешь - завтра же...
пи...
(кончаются деньги)
За неделю едва не сбрендил,
тут и так на короткой цепи...
пи... пи... пи...

Я всамделишный - веришь мне?
Хочешь - так, хочешь - эдак мусоль,
намечтай обо мне, что угодно,
только хрен им на рыло,
и в печень мозоль,
и...
Москаль небогат фантазией.
Это ваши, наверно, сглазили.
Кареглазые.
Щирые.
Тьфу.

Вот, опять.
Я знаю: когда ты плачешь -
мой огромный, подобранный осенью,
беспородный, но гордый Алтай
начинает скулить.

Я не верю
восхитительным мантрам падре,
восхититительным в каждом кадре,
в каждой сцене -
таким восхитительным,
что не верить ему - непростительно
и преступно.
Запястья чешутся генетической памятью.

Лето
подмигнет из-за трех рубежей -
Светлой Пасхи и Майских праздников.
Я не сплю, я рожаю ежей
идиотской надежды - классика,
отдающая дядей Шекспиром;
но у дяденьки, что ни финал -
трупы.
Бррр.

Я, наверное, труп.
Только труп непростительно глуп,
и не видит цветов и различий.
Что ни флаг - да какая разница,
что ни клан - да одни и те же,
так же машется им,
так же фразится,
те же задницы,
те же плеши.
Ну типичный пример москаля.
Вуаля.

Я не знаю счету волосам -здесь
Он прав, хотя не остроумен.
Остается биться в лунный бубен,
чтобы не по дням, а по часам
изменялись фазы.

Воет пес. Наверно, на Луну.

Завтра будет не день - денище,
ослепительный,
жаркий,
гордый.
Я смотрел бла-бла-блашное зрелище,
дотянул до прогноза погоды,
и уснул.
Он уткнулся в ноги,
не скуля - просто так уткнулся.
Я - предатель. Один из многих,
кто бросает прирученных. Дуся,
Таня, Маня, Изольда, и прочие -
для двуногих самцов дороже;
а внутри шевельнется, погложет,
и стыдливо уйдет в многоточие
фразоштампом, чтоб сильно не мучиться:
"а кому сейчас..."

Слушай, правда - кому?

Вот, сидишь в третьесортном дыму,
и, уже полтора месяца,
выбираешь причину повеситься,
а причины - опять к одному.
И не хочешь копать старое,
а оно - словно новый пятак,
что ни день, пробивает чердак.
Бац.
И обрывки последнего ди...
монолога, в общем-то,
и собачий скулеж до пяти,
выгребающий дочиста
все попытки уснуть.

Или спал до сих пор?

Почему-то параллелится жизнь:
нет ни до, нет ни после.
Какая-то смута,
какой-то фашизм,
и какая-то четкая линия,
в тридцать три бесконечных таможни,
отделит бытие от былинного:
разве можно - вот так?
Разве можно?

Будьте прокляты,
флаги -любого окраса и колера,
низводящие дух
до отваги убойного бройлера.
Будьте прокляты,
сферы, орбиты и зоны вращения,
где любовь через двери -
уже извращение.
Будьте прокляты,
рожи, костюмы, улыбки и галстуки -
я такой же, я тоже,
ору из-за насыпи
на своем, на москальском: "пааашли вы!",
и чешу той же баней, и лесом,
помирать за жратву и спасибо,
погибать за надежду воскреснуть -
вне границ,
вне законов,
вне этих
развеликих, помпезных тряпок.

Я скулю в мелкосопочный Запад,
и сижу на рекламной диете,
задыхаясь от "Примы",
между темами дня и прогнозами,
с добавлением Крыма.