Ведьма и Рыцарь

Что там в пророчествах говорится - слов сотню лет не понять никак...
Спит зачарованный ведьмой рыцарь подле хрустального родника - спит, в почерневших и ломких латах, руки в бессилии уронив, и пук молоденького салата вверх прорастает сквозь щель брони.

У ведьмы были тугие косы с нитями звездными в волосах, и утром весенним простоволосой она выходила в лесу плясать. В майское утро хмельным, безбрежным был свежей зелени аромат - тонкой как кружево, светлой, нежной цвета вишневого шла кайма вдоль чуть заметной тропы, спешащей между камнями и вдоль ручья. Ведьма привольно бродила в чаще, юная, мудрая, и ничья.

Духам смешливым одна потеха - людям морочить умы весной. Рыцарь, с дороги знакомой съехав, вдруг заплутал на тропе лесной - лопнула звонко листвою почка, всхлипнула горько с болота выпь - и вдруг оленьих следов цепочка враз порассыпалась средь травы. Чаща придвинулась ближе, глуше - страхом за шею его кусать. Стали слышнее, полезли в уши нечисти хриплые голоса. Но как спасения близкий вестник сквозь мрак спешит, не жалея сил - он средь деревьев услышал песню, как от причастия вдруг вкусил. Тут же окликнул - так в чем же дело, даже храбрейшему люба жизнь:

- Выйди на свет, молодая дева, путнику, страннику покажись. Песня твоя поцелуя слаще, ярче чем солнце горит в воде, не дай же сгинуть душе пропащей здесь, вдалеке от живых людей. Плети лозы оплетают туже, вяжут, пленяют, и не сбежать. Выйди на свет, я молю, прошу же, добрая светлая госпожа!

Ведьма мольбе его тихо внемлет - знать, как трепещет ее душа. И для заклятья вонзает в землю стрелы осоки и камыша:

- Слушая меня ты, семья лесная, нам ли вовек не чинить добра? Пусть потанцует сегодня с нами путник, плененный среды дубрав. Пусть хоть и сын он чужого Бога - в путь свой отправится далеко, к Майским Кострам приглашать любого ночью грядущей велит закон. Пусть отоспится, пусть отопьется - бросит печали ручью на дно, а возле костра по заходу солнца с нами он спляшет в кругу одном.

Ивы кивают, кивает нечисть - правду колдунья твердит, не лжет.

- Что ж, подымайся, сын человечий. Чашу себе смастери ножом, ибо отсюда и до рассвета, хоть это нам и вельми чудно, тебе плясать средь зеленых веток и наше сладкое пить вино.

А ведьме так странно и непонятно, что-то кипит в груди и свербит - то ли пьяна ароматом мятным, а то ли с ума сошла от любви. Он так хорош, так красив и строен, с взглядом открытым и голубым. Ведьме лесной полюбить героя - что может хуже на свете быть?
Рыцарь глядит на нее тревожно - вот колдовская его беда - как хороша она, с белой кожей, с косами словно ночная даль...
Но на заре он уйдет, уедет, чтоб град священный в бою добыть. А крестоносцу влюбиться в ведьму - что может в мире ужасней быть?

Он ее просит:
- Такого дара жаждать не смею я, человек. Но наложи на меня ты чары, чтобы остаться с тобой навек. В самое сердце меня сразила, леди моя, ты моя тоска - пусть ни охотник, ни инквизитор в чаще не смогут нас отыскать. Силой своей сотвори ты чары - веру предам я, и короля, лишь излечи меня от печали - я не хочу тебя оставлять.

Что там в пророчествах говорится - слов сотню лет не понять никак...
Спит зачарованный ведьмой рыцарь подле хрустального родника. В дебрях теряется след олений, громко топочут в траве ежи. Ведьма прекрасная на колени, спит, ему голову положив.