ГЁТЕ И МЫ

Чем вам Бурятия не нравится?
Красавица, даже песня тут заикается,
как сказал бы Галич, чья сеть замыкается
и ударяет током до смерти - за
непослушание Семичастному,
Шелепину, Андропову и несчастному
пропагандистскому аппарату сваленного туза.

Дальше - больше. Супругу Галича
блокируют в комнате и сжигают дом.
Как она там будет? А ведь это Париж, товарищи,
а не метро "Текстильщики", где знаменитый дурдом,
в котором обследовали Бродского, лежал Губанов,
да кто там не лежал и не закалывался за стихи тогда.
Ну и хватит про нас. Совсем недавних тунеядцев и наркоманов.
Давайте поговорим о Гёте на постели неслыханного стыда.

Мы с тобою, мой друг или недруг, бредем по Тверскому,
ты окончил не что-нибудь - Бауманку, но алкашом не стал.
Ты остался Володей Шишковым, Володей Шишковым,
и столица тебя подсадила на твой пьедестал.

Как же мы оказались в такой ненавистной и горькой,
никому неизвестной, ненужной Республике, брат.
Это Гёте, Володя, нас чинно нащупал под койкой,
обратил в полутОм и отправил посылкой назад.

Как мы там оказались? Ведь это покои не наши.
Это, знаешь, покои воистину музы очей.
Мефистофель и Фауст сошлись на замужней пропаже:
ты ничей, я ничей, да и Гёте, пожалуй, ничей.

Перед ней отступают и рушатся стены пещеры;
ты счастливей меня, к тебе ездила в Армию та,
о которой не знал галилейский пастух-виночерпий,
но какую любил тот же Гёте в границах листа.

А соперничать с ним нам, Володя, попробовать можно.
Может, станем героями Вертера-Лотты, а не
неизвестно каких пожеланий, исполненных ложью,
расписавших осколками зеркала выход вовне.

Ну а что нас в последний момент искупает Твердыня,
это, милый, не повод (а может, и повод, как знать)
мне бросаться с моста, пробивая твой лёд и гордыню,
и спасенной собакой изящные руки лизать.