Посмотрите-ка в небо белое, мои кроткие сирые люди,
Осените перстами алчными полыхающий бранью рот,
Петухам не позвольте выкрикнуть ни о зуде, ни об Иуде,
Дабы чистым спускалось утрице, отойдя от ночных мокрот.
Вот чаёвничает размеренно малохольный случайный опыт,
Прихлебнул аж с осадком сернистым и случайно собаку съел.
А унынье бурчит отечески: «Не обжёг, торопыга, зоб-то?»
В ход идут фейерверки слёзные, из чешуек слов монпансье.
То, что в прошлом до скрипа вымыто, неизбежно вернётся в лужу.
Осторожная зоркость теплится за гагатовой внешней тьмой.
У груди не удержишь отроков – те осядут в одной из дюжин,
Их дорога в лучах циановых никогда не вильнёт домой.
Человеку пусть человеково: красить место, слать вести вдовам.
Кто глотал только сгустки памяти, тот без крови живой озяб.
Хоть я исстари здесь не признанный, хоть бесцветен и околдован -
Я вас выведу в корни радуги, но пока что мне к вам нельзя.
|