Соколица

Скачет по степи изможденный рыцарь – пот струится каплями янтаря.
Плачет над утесами соколица, в бурю растерявшая соколят. Плачет, надрывается, ветер воет, скалы сетью выщербин расколов.

- Не видал ли в мире где, храбрый воин, ты трех сыновей моих, соколов? Клювы остры, когти прочнее стали, из которой скован твой светлый меч. Бурей унесло их в края и дали, некому от зла их предостеречь. Человечий мир по-иному сложен, и в его натуре гнилая суть. Им бы гнезда вить на скалистом ложе и дичину теплую бить в лесу, небеса пронзать в золотом убранстве, в пламени заката взбивая вихрь. Не встречал ли где ты, во время странствий, старшего, храбрейшего из троих?

- Я шел от Парижа до Аскалона, видел светлый город Иерусалим. Видел, как пшеница колосья клонит, видел деревень разоренных дым. Видел сто закатов и сто восходов, алых, словно кровь, что течет с меча. Я встречал людей, племена, народы, только соколов меж них не встречал. Впрочем, обожди… Помню, в тронном зале, на холеной царской сидит руке, белым драгоценностей блеском залит сокол в позолоченном клобуке. Он отлично вышколен и покорен. Клетка – вся сапфировый свет росы. Так ему вовек не изведать горя. Это ли, ответь мне, твой старший сын?

- Божий рыцарь, смилуйся надо мною, наш народ вовек не склонял колен. Как же сын мой, храбрый, бесстрашный воин, променял свободу на жалкий плен… За него вовек не избыть тревоги, мир людей опасен, угрюм и лих. Ну, а не встречал ли ты где в дороге среднего, любимого из троих?

- Я прошел далеких дорог без счета, тысячи обычаев повидал. Кто вовек не чтил ни Христа, ни черта - тем и тело ближнего суть еда. Коль снесет охотник и град ударов, и угрозу крепких стальных когтей – очи соколиные станут даром самому почетному из гостей. Помню, как мой лорд на пиру однажды высшей чести этих даров вкусил, кровью соколиной утешив жажду. Это ли, ответь мне, твой средний сын?

- Горю материнскому нет предела. Сыну вновь над скалами не летать. Я бы месть собрать с людей полетела, только сила в крыльях уже не та…

Рыцарь смотрит зло, тяжело, устало, а глаза - что мертвенный суховей.

- Неужель, ты, матушка, не узнала младшего из трех твоих сыновей? Слова не найдешь успокоить раны, те, что глубоки до сердечных жил? Я прошел дороги, моря и страны, но ни капли ласки не заслужил… Вглядываясь в красный горячий вечер, много лет дорогу к тебе искал… Только мир чудовищный, человечий, стал родней гнезда среди серых скал. Я сражался храбро в стране за морем и не пред кем не склонял колен. Мой король был службой моей доволен и в награду выделил графский лен. Я взял в жены деву людского рода, и пускай хоть раны мои кровят, в замке на холме на исходе годы явятся на свет мои сыновья.

Скачет по степи изможденный рыцарь – пот струится каплями янтаря.
Плачет над утесами соколица, в бурю растерявшая соколят. Плачет, надрывается, ветер воет, зубьями вгрызается в птичью грудь.
Рыцарь скачет прочь от забытой боли. Время лечит. Лечит когда-нибудь.