В платочке белом, очень скромном сидела женщина одна,
И взглядом добрым и бездонным смотрела на метель она.
Ждала чего-то от погоды, ждала чего-то от людей,
Переживая все невзгоды вдали от милых сыновей.
И знала, что уже обуза она для молодых, увы,
И знала, что уже не будет так часто в гости ждать родных.
Одна в пустом, забытом доме, сидит все также у окна,
Та, что все силы молодые, себя всю детям отдала.
А сердце матери прощает, и любит, ждёт все вопреки.
В руках мозолистых, шершавых письмо в три скудные строки:
"Ну, здравствуй, мама! Как здоровье? Я не приеду, ты прости.
Работа, дом, не успеваю.
Целую. Ну, ты там держись."
На фото за стеклом в серванте смотрел серьезно старший сын,
В военной форме, при параде, он не писал и не звонил.
Метель кружила, завывала, и ничего не видно в ней.
Мать так ждала, мать так скучала, она любила сыновей.
Весной, на Пасху пели птицы, подъехал черный мерседес.
Выходит сын, в окно стучится, заходит в дом,
но...
мамы нет...
Уж двадцать дней, как схоронили. Она ждала как никогда.
И про детей не позабыла, насобирала, наскребла.
Распродала все нажитое - корову, кур, одно кольцо.
В платке, что аккуратно сложен, лежала пенсия её.
И слезы навернулись разом, душа рвалась, а в горле ком...
Лишь, ветром колыхнуло ставни,
в то
одинокое
окно...
***
© Copyright: Татьяна Кавунова, 2016
Свидетельство о публикации №116030601282
|