Ни скрипа дверей и ни топота ног,
И вот уже смерть на пороге.
— Кузнец? — лишь спросила, а голос не строг,
— Косу затупила в дороге.
Мраком покрылась испарина лба
При виде костлявой фигуры.
Как будто в труну превратилась изба
Кузнеца от такой процедуры.
Убрав с головы свой капюшон,
Ужаснула пустой сединою.
А голос дрожащий, похожий на стон,
Из уст вырывался порою.
«Была я красива и очень стройна,
В светлых тонах одеянье.
Теперь вся укрыта и очень больна,
Вот результат за страданье.
Из-за вас я болею, жестоких людей,
В жертву несущих друг друга.
Бывает порою вы хуже зверей
В рамках порочного круга.
Работа такая — в последний приют
Провести, показавши дорогу.
Кто был убиенный, того не убьют,
И страх уберу понемногу.
Наточи мне, кузнец, мой инструмент
Своею дрожащей рукою.
Я вижу, ты хочешь сказать «комплимент»
Теперь, совладавши с собою».
— На чёрном плаще много пятен крови,
Косу затупила смертями.
А там, на лице, у самой брови…
— В убийствах виновны вы сами!
В жестком ответе старухи с косой
Горечь, застыла обида.
И долго звучало у неё за спиной,
Идущей домой до Аида:
— Дорога к раю заросла,
Я не могла по ней пробраться
В последний раз, как я вела.
Прощай, не стоит ухмыляться!
|