Сирота

Не мне ли это не знать. У моего брата вот Ритка так мается, что слезу прошибает, как с ней Зинка - еврейка обходится. Выхода её отец найти никак не может. Бьётся между тремя детьми и Зинаидой. Всё эдак и всё не так! Мужик седьмой угол ищет, да найти никак не может. Народ поговаривает, что она умышленно свела в могилу Серафиму. Конечно, ежели по правде сказать, Серафима и сама виновата. Не захотела четвёртого выносить и родить. Да и её понять тоже можно – жизнь тяжёлая была. Я уже тебе рассказывал, как ели картошку в мундирах, да жмых, если кому повезёт достать. Что там калякать, с фермы кильку воровали от коров, которая вместо лизунца была скотине. Так что солоно было и голодно. Получается, что и ты сирота? Вот не знал. С лица у человека ни печали, ни радости не видно. А ты в особенности скрытная. Да и не моё это дело. Ты у меня начальник. А с начальством иной раз надо быть тише воды, ниже травы. Так вот докладываю, что объезжать своего ерша сама будешь. Коль Ершов написал, так и величать его будем - Ёршик!
-Что сейчас в ступе воду толочь, шмыгнув носом, как-то совсем по-детски прогнусавила зоотехник Максютина. Всё дядя Матвей прошло, и это пройдёт, быльём заростёт.
-Конечно, дочка! Только рана останется на сердце до самой смерти. Чуть забудешь, пока дел невпроворот, а потом на досуге нет-нет да всплывёт досадная колющая боль в сердце, особенно в часы тоски. Ну, забирай своего ершистого из сказки Ершова, говоришь? Какую кличку дашь?
-Ёршик и назову дядя Матвей.
-Ну, лады! Ёршик так Ёршик! Через денька - два на деннике трафарет с кличкой «Ёршик» надпишу. На хорошей качественной жести выгравирую. Пусть все издалече видят, чей конь тут стоит!
-Вот и спасибо вам, дядя Матвей. Как там вас величают по батюшке?
-Матвей Илларионович.
Красиво звучит. Только скороговоркой быстро не выговоришь. Можно я вас так и буду звать дядя Матвей.
- Всё можно. Хоть горшком назови, только в печку не ставь! Уговорились? Забирай свою «Победу». Авось скорость у него будет под стать машине.
Максютина подошла к деннику и взглянула своему ангелу или чёрту рыжему в карие глаза. Они так и зазывали своим взглядом в стойло. Страшновато! Что там, в учхозе, на практике? Была для всех курсов одна кляча, которая еле ноги таскала. Кстати, буланую масть имела. Они с этим дьяволом, что сейчас стоял в деннике, вцепившись своими глазищами в Максютину, была полной противоположностью с той учхозной конягой, её хвост и грива в противовес ершистому были чёрными, а корпус весь по цвету, словно кофе с молоком. Может быть, и она когда-то была резвая. А глазищи были на выкате устрашающи чёрными, с тонкими красными прожилками на глазном желтоватом яблоке.
Зоотехник осторожно, как пардус, вошла в денник, открыв щеколду стойла. Рыжий дьявол переминался с копыта на копыто, одним своим копытом рыл подстилку, тряс гривой и рулил хвостом из стороны в сторону, как прохудившиеся лодка - и вдруг резко заржал, что Максютина вздрогнула. Но, памятуя, что ей сказал конюх, что помощи ждать неоткуда. Самой и только самой придётся приводить этого красавца в управляемые чувства. Она вспомнила, что кони любят сахар. Сахара не было, а вот карамелька в кармане нашлась. Максютина всегда карманы набивала карамелью. Конфеты ни конфеты, но голод утоляли при дальних поездках по отделениям и бригадам, фермам, так как к столу не всегда сельчане приглашали, столовых не было ни в одной деревне. Да и как приглашать на картошку в мундирах начальника. Иной раз зоотехник подкармливалась молоком на коровьей ферме.

Продолжение...