Звездочёт - окончание

На востоке, хан-монгол,
Раскрылился, как сокол.
А кто был с ним не согласен,
Тех сокол сажал на кол.

Звали сокола Чингиз,
Он в плену китайском кис,
Но шаман на козьих наках,
Предсказал ему сюрприз.

Чтобы он войска собрал,
Их ОРДОЮ обозвал.
И на братьев на родимых,
Перво-наперво напал…

Пока хан, набрать чтоб сил,
По Монголии кружил
Юра то бишь, Долгорукий,
На Москве град заложил.

На брегах Москвы-реки,
Жили только рыбаки.
Князь на бреге тын поставил,
И дозорные полки.

В тыне пропилил бойниц,
Для противных вражьих лиц.
Башенки сторожевые,
Крыши все из черепиц.
+++
Чингиз стенкой пренебрег,
На Китай вершил набег,
На в страну, где всходит Солнце,
Был монгольский оберег.

На судьбу как посмотреть?
Верил хан в неё на треть,
Рок ему не помешает,
Миру сопли утереть.
+ + +
Джонок хан мильён собрал,
На Японию напал.
Но его на Кагосиме,
Крах позорный ожидал.

Только хана корабли,
В бухту тихую зашли
Ветер, типа «Камикадзе»*,
Дунул, как из-под Земли.
*- божественный ветер

И возник десятый вал,
Джонкам паруса порвал,
И монгольский флот могучий,
По кораллам разметал.

Как степной, побитый волк,
Хан собрать остатки смог,
И невольно он поверил,
В бубен, и жестокий рок.

А шаманы в один глас,
Ссылку сделав на компас,
Путь на запад указали,
Там, где Русь была как раз.

Хан решил:- Шелковый путь,
Приведёт куда-нибудь,
И орда на запад мчится…
Но не в этом сказки суть.
+ + +
Был построен град-Москва,
Что бревно, и что доска,
Очень уж огнеопасны,
Была б пакля для броска….

Видя, что Московья прёт,
Как таран, вперёд-вперёд,
Стал прогресса опасаться,
Остальной, простой народ.

Князь Рязани, некий Глеб,
Сотворил Москве ущерб.
Взял и «петуха» подкинул,
Словно сала шмат на хлеб.

И пожар сожрал Москву,
Всю страну вогнав в тоску.
Повздыхал москвич немного,
Снова взялся за доску.

А ведь мудрые волхвы,
Были с Юркою на «ВЫ».
Говоря, что от пожара,
Князь лишится всей Москвы.

Но князья, и есть князья,
Им иначе жить нельзя,
К ним без звёзд, и без гаданий,
Не попасть врагу в друзья.

Но, однако же враги,
Обожравшись кураги,
Жили так, будто вставали,
Поутру не с той ноги.

И монгол напал на Русь.
Стал, как волк её кусь-кусь.
Но люлей отведав русских,
Хан узнал, что значит грусть.

Только русские князья,
Были злобны донельзя.
Кто врагом был их соседям,
Брали тех они в друзья.

И смекалистый монгол,
Оценил такой раскол.
Он, на русских «куропаток»,
Налетал словно сокол.

Триста лет под игом Русь,
Грусть церквей, и Бога грусть.
Но, что русичь не сдаётся,
Басурман запомнит пусть.

Ведь у бедной, у Руси,
Кого хочешь расспроси,
Завсегда врагов хватало,
Их хоть всех косой коси.
+ + +
Наковали фрицы лат.
Только тот, кто был богат,
На консерву стал похожий
«Рыдель», русичи твердят.

Новгородский князь Санёк,
Навалять «крестовым» смог.
Он, на невском побережье,
Их дракары все пожёг.

Чтоб крестовых бить задир,
Новгородцев всех кумир,
Как бы Русь святую предал,
Заключив с Ордою Мир.

Псков и Новгород с Москвой,
Мир попутали с войной.
Хоть с монголами дружили
Те и эти, как с братвой.
+ + +
Тохтамыш и злой Мамай,
Тоже делят каравай.
От Златой Орды кусочек,
Оба жаждут, только дай.

Когда делят ханы власть,
Можно и на них напасть.
Вот Димон подсуетился,
По мордам монголов, хрясь.

И близь Дона вышел бой.
Рати две сошлись гурьбой.
Там и Русь, Литва, татары,
Подрались между собой.

Кто кого, и за что бьёт,
Тут и Чёрт сам не поймёт.
И за этот бред полнейший,
Писарь пусть ответ даёт.

Скоморохи и шуты,
На язык весьма просты.
Им бы резать правду-Матку,
А там шлют пусть на костры.
+ + +
Ваня-два, и Ваня-три.
В Жизни не богатыри.
Но Русь тоже укрепляли,
И снаружи, и внутри.

А четвёртым был Иван,
Прямо форменный тиран.
И свои его боялись,
И чужие, с дальних стран.

Он был царь сия Руси,
И, как власти вкус вкусил.
Он всех недругов и другов,
Враз безжалостно разбил.

Он за свой горячий пыл,
Ваней-Грозным прозван был.
Прозвищем был царь доволен,
Но прозвавшего, сварил.

У него был Осип-Гвоздь*,
Хоть имел дворянску кость,
Всё ж на благородной шкуре
Испытал Ивана злость.
*- шут знатного происхождения

Раз, за праздничным столом,
Шут наряжен был ОСЛОМ,
Пошутил Гвоздь неудачно,
И облит был кипятком.

Шут от боли закричал,
Грозный свой достал кинжал,
И одним ударом точным,
Жизнь несчастного прервал.

Когда пыл царёв остыл,
Он всё лекаря просил,
Чтобы тот, провёл леченье,
Взял шута и воскресил….
+ + +
У французских королей,
В масках шутовских ролей.
Были карлы, и дворяне.
Де Шико*, и Требуле.
*- настоящее имя — Жан-Антуа́н д’Англере́

Что Шико, что Требуле,
Замещали королей,
Не на троне не в пастели,
А правлением в стране.

Кто в Европе звездочёт?
Ему слава и почёт!
Что сожгли Джордано Бруно,
Этот факт вообще, не в счёт.

Ведь Европа, как всегда,
Без сожжений, никуда.
Звездочётов всех спалили.
Ведьмы – новая беда.
+ + +
Но однако, шут с шутом.
Речь пойдёт про отчий дом.
Не прошла Руси столица
Испытания огнём.

Деревянный городок,
Побороть огонь не мог.
И Москву сложить из камня,
Наступил конкретный срок.

Стала каменной Москва.
Кремль, детинец, и церква.
Величавым отраженьем,
В речке, блещут терема.

Но к строительству Москвы,
Повелением простым,
Приложил и Грозный руку,
Ей добавив красоты.

В честь блаженного тиран,
Выстроил красивый храм.
Колокольню в честь Ивана,
Спроектировал он сам.

Зодчим, что создали храм,
Плата вышла по делам.
По приказу самодержца,
Удар саблей по глазам.
+ + +
Пред рекой стоит кита.
Не от кошки и кота.
А от конницы, пехоты,
И от прочего скота.

Перед градом слобода.
Тут живут не господа.
А стрельцы, казаки всяки,
И гадалки, как всегда…

На окраинах градов,
Как всегда полно шутов.
А чем дальше от столицы,
Там полно и дураков.

Но на них стоит Земля,
Долы, горы, и моря.
Хоть не чтил ни царь, ни псарь,
Глупость, честно говоря.

Вот и всё, ядрёна мать,
Что я тут хотел сказать.
Замолчать пришло мне время,
Время вам пришло, читать.

КОНЕЦ,