Стынет, словно болью взят жестокой
Вечер, заблудившийся в горах…
Мне напомнил полночи Востока
Наших встреч тревожный полумрак.
Там такой же вечер мне пророчил,
Отсверкав закатом с горных лбов,
Азиатских сумерек короче
На холодной родине любовь.
Власть пророчеств горько-безобманна.
Крик «Прощай!» порывист и высок…
Ледяная сталь Кафирнигана
Раскаленный резала песок,
Трепетали струи, словно струны
И дрожала в голосе реки
Вся тоска безумного Маджнуна
И печаль слепого Рудаки…
И еще гадал мне жаркий ветер:
«Дерзких снов тоске не заглушить,
Грусть минует, и пребудет светел
Стройный минарет твоей души!
Все пройдет, и голосом бесслезным,
Сквозь метель и мрак железных зим,
Пропоет привет грядущим веснам
Золотоголосый муэдзин!»
Но сквозь память светлый путь неведом…
Только рвутся, снам моим верны,
За тобою, незабытой, следом
Золотых газелей табуны!
Вязнет день в закате красно-клейком,
Чертит в небе огненный калам,
И звенит сквозь ночь: салам алейкум!
И кричу я: алейкум салам!
|