Еще не все я понимал глубоко...

Еще существовал

Санкт-Петербург,

В оцепененье Кремль стоял московский,

И был юнцом лохматым Эренбург,

Да вовсе молод был и Маяковский,

И дерзости Давида Бурлюка

У многих возмущенье вызывали,

И далеко не все подозревали,

Насколько все-таки

Она близка.

Но вот

На Польшу

Пал шрапнельный град,

И клял тевтона Игорь Северянин,

И Питер превратился в Петроград,

И говорили: тот убит, тот ранен.

Георгиевские кресты

Посеребрили зелень гимнастерок,

И первые безмолвные хвосты

У булочных возникли:

Хлеб стал дорог!

Я был

Еще ребенком.

О войне

Читал рассказы и стихотворенья,

И было много непонятно мне,

Как толки о четвертом измеренье,—

Куда от мерзкой яви ускользнуть

Мечтали многие из старших классов,

Хотя и этот преграждался путь

Толпой папах, околышей, лампасов.

А я

Не в эту сторону держал,

И даже, нет, не к Александру Грину,

Но гимназический мундирчик жал,

Я чувствовал: его я скоро скину.

Меня влекли надежда и тоска

В тревожном взоре Александра Блока,—

Еще не все я понимал глубоко,

Но чуял:

Революция

Близка!