А по коже текут рубиновые слезы
И ком в горле. Не закричать.
А в сердце тупой осколок боли
Его не изъять.
Как все начиналось
Не вспомнить уже.
В тягучий и быстрый миг
Мы пали и стали ангелами Тьмы
И почернели перья.
Нам удел достался не завидный.
Облик прекрасный, вселяющий страх
И ненависть гнетущая крылья.
Мы так же рьяно стремились к власти
Как раньше, в ангельскую бытность,
Дарили людям божью милость.
И в склоках да распрях местных
Осталась призрачная слабая мечта,
Что все же дрогнут Небеса
И вернемся в Рай.
Ярость пораженья,
Боль униженья
Все точат нас изнутри.
И ослепили…почти…
Рассказывать дальше имеет ли смысл?
Ведь тяжко разбирать всю жизнь на куски.
Хотя в дальнем уголке
Рваной, искалеченной души
Теплиться облик светлый
Той, которую любил.
Она была обычной девчонкой
Косички две, в веснушках нос.
Ее как дикого волчонка
Бросили в очищающий огонь.
Забавное сравненье
Волчонок и ребенок.
Две грани …
Она не кричала, не рвалась из веревок.
Лишь пыталась прочесть что-то
Во взгляде каждого из толпы.
Гордая, храбрая
Дьявольский ребенок.
Так посчитали они…
Я был тогда среди людей
И наблюдал за ней.
Ее ангел-хранитель парил над плечом
И руки в молитве сложил.
Наверное, слабый, просил за нее,
Что бы Бог ее за все простил.
Вот прогорели поленья.
И даже кости превратились в пыль.
А люди стояли, ждали продолженья
Потехи для отребья, вроде них.
Взошел на подмостки, чихая все время,
Лысый лоснящийся поп.
И стал речи глаголить о милости Богов.
Мне стало противно и тошно.
Неужели не поняли они,
Что светлого ангела сгубили
И кара божья обрушится на них.
Ее душа теперь спокойна.
Обитает она в небесных садах
И память ее теперь стерта.
Оно и лучше так.
Не надо ей помнить
О демоне глупом,
Что все же поверил в любовь.
О том, кто ненароком привел ее на костер.
А на лице алые дорожки,
Железный привкус на губах.
И острый клинок пронзил уставшее сердце
И перед туманным взором ее глаза.
|