Чёрные генералы, сошедшие со страниц моего разума,
Серые, безногие девицы, сосущие жизнь из членов похотливых самцов.
Обвисшие груди старух со вставными челюстями, колышутся на ветру.
В объятиях сальной страсти сжимая юнцов и покусывая им мочки ушей,
Дабы те, содрогаясь в истерическом экстазе, изливали семя.
Мужчины недошедшие умом до радужных перспектив бытия,
познавшие все степени разочарования, уныния и обречённости, дрочат,
извергая кровавые сгустки спермы прямиком в бычьи пасти.
Быки с обезумевшими глазами пожирают мёртвых, распухших под алым солнцем львов,
А вокруг них водят хоровод слепые дети, каждый с палкой, поодаль от них с хлыстом обтянутый черной кожей, жирный генерал СС, подгоняет их, нещадно хлеща по детским спина усеянным буграми шрамов.
Дети одновременно по удару хлыста втыкают свои палки в бычьи анусы, и, услышав вой и рёв, вынимают и облизывают, словно сладостный нектар.
Из глаз каждого ребёнка беспрестанно текут слёзы, но все они при этом дико хохочут.
На мгновение тишина заполняет все. Становится темно.
Где-то то появляется, то исчезает надпись яркими, белыми буквами:
«Исповедальня. Платная. Цена – 30 серебряных.»
Затем из темноты показался старик, который на руках несет поросёнка без головы, руки у старика в крови, крик из свиньи: Матерь!
Тут и там вспыхивает пламя, освещая фигуру женщины, она ступает неспешно, а по обе стороны от неё по шесть всадников на невидимых лошадях. У всадников красные глаза, а вместо рук сломанные крылья, белоснежно белые, с потёками самой алой в мире крови.
Они приближаются неспешно, и каждый отводит глаза не в силах выдержать её презренного и любящего взгляда. Она карает любя.
Чёрные генералы, серые, безногие девицы, похотливые самцы, старухи с обвисшими грудями, кончающие юнцы, безумные мужчины кончающие кровавой спермой, дикие быки, слепые смеющиеся дети, из глаз которых все время текут слезы, старик с обезглавленной свиньей на руках, Ной, апостол Павел, свирепствующий голод, умирающий Александр, ныне здравствующий Константин, зрячие, немые, двуногие, Иуда, и я тоже Господи, все и вся отчаянно молвим: прости.
|
|