ПРИЗНАНИЯ ХАРЬКОВСКОГО ВИЙОНА (4)

(Поэма-мистификация о никогда не существовавшем харьковском поэте. Всё, описанное в ней, исключительно плод фантазии автора)


Шкетов строй всё редел, всех блатных добивала чахотка,
По утрянке блевали не спиртом, а кровью густой.
Раз избил я отца - он мычал и давился икоткой –
Глухо вздрагивал пол в тёмной комнате нашей пустой.

Утром, взяв все свое, он из дому убрался куда-то.
Через месяц пришли и сказали: по пьянке замёрз.
Хоронить мне его помогали ребята –
Все соседки ревели - я не выдавил слёз.

Затаскали меня по вонючим собесам
Так хотели помочь, чтоб спихнуть поскорей в интернат.
Но ввалился мужик, громыхая тяжелым протезом -
Оказалось - мой дядя - старший матери брат.

Он прошел Крым и Рим и в житейских делах разбирался –
Опекунство оформил, а глаз никогда не казал.
Той зимой я с журналом московским списался
И тетрадку стихов заказным отослал.

А весной - бандероль. В ней журнал, а в журнале - подборка
Из стишат моих всех - я поверить не мог.
Ту подборку блатные читали от корки до корки,
Всё хвалили меня, но я будто оглох.

В школе тоже прочли - подвалила ко мне директриса,
Пригласила к себе, я краснея поплёлся за ней.
- Береги свой талант - он так рано, так ярко раскрылся,
Но талант не тебе, он в тебе для людей.

Подпиши мне на память... - Взял я ручку дрожащей рукою,
Процарапал коряво: Светлане Михайловне в дар!
С той поры от нее мне не стало покоя -
То кормила меня, чтобы не голодал,

То совала мне в руки какие-то шмотки:
- Неприлично тебе - и в отрепье ходить.
Шмотки брал у нее, но менял их на водку –
Раз подачки суют - значит нужно пропить.

Жизнь текла, как река: правый берег высок, левый низок.
Над стишками корпя, от земли отрываясь, парил,
А на хатах блатных среди мата и пьяного визга
Лапал грязных шалав и весёлую травку курил.

Невзлюбил я себя, сам с собою впервые рассорясь,
И житуха моя, как рубаха, вдруг стала тесна.
То ли злоба давила меня, то ли совесть –
Всё вскипало во мне, я лишился покоя и сна