Годы за спиной всё неоглядней,
А дорога в детство всё длинней…
Я любил когда-то голубятню
С нежным воркованьем голубей.
Ухо к стенке приложив дощатой
И занозя пальцы ног и рук,
Слушал я их говор непонятный,
Отрешившись от всего вокруг.
А Колюня – вор туберкулёзный,
Чёрную, как ночь, ощерив пасть,
На меня поглядывал серьёзно,
Незлобиво, тихо матерясь.
Это он был голубятник местный,
Это он мне другом лучшим был,
Свистом оглашая всю окрестность.
Я соседей сильно изводил.
У Колюни свист не получался –
Он оставил зубы в лагерях.
Длинный шест в руках его качался,
И чинарик в синих тлел губах.
Отомкнёшь заржавленный замочек,
Дверцы настежь распахнёшь рывком,
И следишь, как сделав чёткий росчерк,
Тает в небе стая голубков.
Радостен был крыльев взмах тяжёлый,
Оперенья яростный отлив…
Я бежал, наивный и весёлый,
В ясно небо очи устремив.
Год прошёл, попавшись на базаре,
Схлопотал Колюня десять лет.
Голубей ребята разобрали,
Голубятню разобрал сосед.
Он как раз купил себе «Победу»
И отгрохал каменный гараж…
Без Колюни тихо и безбедно
Вновь зажил унылый дворик наш.
Я скучал, но лучше стал учиться,
Мать Колюни спившись померла,
Флигелёк их Клавка-продавщица
С хахалем бездомным заняла.
Годы за спиной всё неоглядней,
Может быть и я на склоне дней
Сколочу из досок голубятню,
Чтоб пускать в полёты голубей.
1983
|