Товарищ юности, весёлый мой коллега,
Ты что-то знаться вроде перестал....
Большой охотник я до лыж и снега,
А ныне сам не знаю, что-то сдал.
Пишу тебе из «лубяной берлоги» -
Всё это ты, как хочешь понимай:
Сейчас все снегом замело дороги,
Зато звериных троп хоть отбавляй.
Но ты поверь, тут не такая скука;
Мой верный друг — буржуйка-чугунок.
И я кормлю её — моя порука
С особым жаром ест свой уголёк.
А рядом кот, сидя в укромном месте,
Мурлыча, что-то про себя поёт...
Зову его на чай: «Иди, друг, выпьем вместе».
И он идёт, хоть вовсе чай не пьет.
Так с нетерпеньем жду прихода дня,
С дровишками вот только туго...
Спаситель строго смотрит на меня,
Загородив спиной промёрзший угол.
И мать лежит, закутанная в шаль -
Со мною тут же в «лубяной берлоге»,
Зовёт меня к себе — моя печаль,
Чтоб я укрыл ей потеплее ноги.
Вот мой уют, а на дворе
Ревёт буран над жалкою избушкой,
Вода на суднике покрылась льдом в ведре
И прорубь в нём я пробиваю кружкой.
А кот-хитрец, покинувший кушетку -
Чтобы совсем к рассвету не застыть
Блаженно оккупировал загнетку,
Так, что заслонку просто не открыть.
Но я здесь не грущу и грёз не почитаю,
Порою с мыслями немного устаю,
Дыханием чернила согреваю,
Чтобы продолжить рукопись свою.
И пусть буран в трубе тоскливо воет,
И снеги жгучие сметает с круч,
Луну жестокий демон гонит
По рваным латам черных туч.
Но всё не вечно, есть всему предел...
И свой полёт, прервав однажды, птица
Найдет уют среди цветущих перл...
И зверь измученный к утру угомонится...
Но ты ж не бойся, приезжай на Святки,
Наведай скромную мою, дружище, келью;
За встречу выпьем первача по чарке,
Возьмём гитару и споём с метелью!
|