Палящий зной тоскующей груди сжигает разум.
Хоть я и не встречалась с ним ни разу, но бреет фраза
на высоте сосущих свет ростков...
Звоню и слышу: Что стоишь? Войди. Здесь нет статистики и вырубили лес.
А потому не бойся больше молний и не пиши мгновенью дневников,
чтобы заполнить в глазах детей отсутствие небес.
Где этот мир, изношенный когда-то, из ситцевого в крапинку халата?
Твой зад на нём впечатался в века. Проверено, не тлеет плащаница.
Как не сгорает то, что чья-то там рука писала речь, что кем-то говорится.
Инстинкт у совести прощения не просит. Он не имеет рта,
но он умеет видеть зачаточный период угасаний.
И холод обесточенных касаний не оправдает негативом проседь.
Да, я могу нырнуть на глубину, подальше от бродячих ощущений,
и снова бросить сироту-вину на произвол врожденному садизму,
чтоб мазохизм не испытал мучений.
|