День знаний

День знаний, завалявшийся в пыли,
В осенней полке норовит все повалить.
Недели августовских дней толкает в бок,
Соседям возмущенным тесен срок.
И, вдруг, раскрывшись многолиственным пластом,
Он книгой выпрыгнул и брякнулся на стол.
Студенты с недоверием взглянули
И с речью следующей тела над ним согнули:

«Нет, мы тебя, конечно, заждались,
Но свой закрой премудро-желтый лист,
Друзей желаем видеть, не ущерб книг;
Ты праздник громкий нам, а не учебник».

С пренебреженьем наряжаться удалились,
Отзанимавшись, быстро в улицы разлились.
И началось веселье хоть куда:
По речке звонко ходят катера,
День солнечный, вокруг шары, цветы, -
Полно первосентябрьской красоты.
В бульваре каждом, каждая скамейка
Окружена, студент кричит: «Налей-ка!».
Все с хохотом за встречу выпивают,
Я, как студент, их резвость понимаю.

Как тост, лишь повод, день промчался над столицей,
Осел на улицах утихший шум столиций.
И дернул черт меня вот в этот вечер выйти,
Глаза до сухости пейзаж унылый вытер:
Гниют куски вокруг изношенного лета.
Москва, кто изнасиловал тебя и ты ли это?
Хрустит ковер стекла, увенчанный бычками,
И, разгребая праздность осторожными ногами,
Взгляд падает туда, где прежде у скамеечки
Был смех, теперь же слоем семечки,
Как гильзы, у воронки лопнувшей бутылки.
Разводы, смрад, стаканы, одноразовые вилки,
Пакетики, пакеты и пакетища,
Излапанные жиром, чипсов детищем.
И средь бурлящей груды мусора последний брод,
Лежит ногами вверх помойное ведро.

Сквозь сон врываясь потрясенного сознанья,
Доносит ветер звуки пьяного мычанья.
Ступая здесь, попал смятенью в плен я,
Но рвется мысль сквозь пленку исступленья:

«Неужто я, подобно им, невеждой был?
И почему в сомненьях правду раньше не добыл?»

Я тоже был противен наставленьям,
Мораль презрев, предавшись наслажденьям,
Наперекор учителям и вони их чернил,
Страх перед взрослыми в презренье обратил.

И, вправду, как посмели вы прекрасному учить
Наказом гневным? И надеясь получить
Готовых роботов, мыслителей простых,
Сводящих в памяти в ответ телемосты.
На вашу ругань, злость и гнев такое отторженье,
И твердолобость способов впитав еще с рожденья,
Вы продолжаете порочный круг бытья,
Погрязнуть глубоко в котором мог и я.
Отсюда эпатаж и субкультурный перечень,
Сопровождаемых занятьем тем, что губит печень.
И я там был, я тоже пил, так веселился!
Порой, как будто бес в меня вселился.
Но хулиганство это, эта порча тела
Однообразием своим осточертела.
Мне все пустое стало, все без смысла;
Слезами горькими мне путь оттуда выстлан.

Разумно слышит тот, кто примечает
И получается затем, если мечтает.
Вдруг появились люди, и, спасибо небесам,
С подсказкой их, но все таки я сам
Прочел «Онегина» и глубоко потрясся.
О сколько времени дотоль я был напрасным!
Затем пошли еще сильнее потрясенья,
И чувств, так тихо тлевших, воскресенье,
Ради которых жить достоин человек,
Раскрыло тяжесть зарекламленных мне век.

Моим словам не все почувствуют родство,
Так уж сложилось, примечает меньшинство
Но все же обращаюсь к вам, студенты:
«С ушей и глаз предубеждений рвите ленты,
Презрите образ красоты, который зубы скалит,
К которому вас в школе натаскали.
Нет удовольствия сильнее чем искусство,
Переполнения и искренности чувства!
Так вот, я обращаюсь к сомневающейся лиге, -
Не постесняйтесь в Знаний День поверить в книги!»