Начать поэму сложно мне
Так как всегда я не в себе.
Не Маяковский я, не Бродский
И стих мой жалок и не броский.
Всегда, когда вокруг рутина,
Звучит мне имя «АВГУСТИНА».
Иль солнце светит мне в окно,
Иль дождь идёт, а всё одно…
Оно тревожит день и ночь.
Никто не в силах мне помочь!
И глупо всё. Неправда ль? Да!
Ты как далёкая и яркая звезда.
Ошибок горьких много совершил,
Сейчас лишь понял, что себя сгубил.
И нет прощенья больше для меня,
Но всюду вижу лишь одну Тебя.
И опошлять к Тебе моё святое чувство
Словами страстными мне гнусно.
Но волосы Твои, улыбка, стан...
И я на веки им отдан.
И как увижу Тебя вновь,
Во мне бушует снова кровь,
И снова ночью я не сплю
И письма глупые пишу.
Но с ними вновь Тебя я вижу вместе,
И хочется сказать: «Не на своём Ты месте!»
Для них не девушка Ты, не подружка,
А для насмешек за спиной игрушка.
Мы встретили Тебя холодным отторжением,
И был Егор и Ко тогда единственным спасеньем.
И стала Ты, без выбора, под дудку их плясать,
Их «руССкий» грязный взгляд и ум собою ублажать.
И Ты всё это знаешь, видел я,
Но это и привычно, и удобно для Тебя.
И на взаимность нет надежд во мне,
Не застучит о мне то сердце, как в огне…
И, может, всё, что я хотел Тебе сказать…
Мог радость и богатство обещать,
Мог о семье, счастливой жизни долгой…
Но речь моя покажется опять притворной.
И снять Тебе ли маску навсегда,
Попробовать, а вдруг, сказав мне «да»,
Тебе не в праве я, Родная, предложить!
А мне придётся как-то дальше жить…
Призреньем наградить меня Ты можешь снова.
Но может Ты простишь меня чудного…
И, если Ты прочтёшь весь этот бред,
Считай, меня счастливей в мире нет!
|