Опустела страна советская,
выражать ее больше некому,
восскорбела - богемой светскою,
отряхнулась и стала - некою.
И никто не напишет более
о чужой колее отличия
от любого, кто шел с любовию
за автобусом Нетипичного.
Были прочие, даже многие,
уходили вослед по очереди,
выходили в большие блоггеры,
только это ли нужно дочери.
Сыновьям, дочерям и пасынкам
одного на Россию голоса;
никакими иными кассами
не измеришь звезду Высоцкого.
За истёртыми в ноль бобинами,
что в руках моих рассыпаются,
проступает великой примою
вся эпоха былого таинства.
Остальное - довески, бантики
к Первомаю на общем кителе.
Голубые мужские батники,
что когда-то носили битники.
Онемела Россия-матушка.
Никаким Шевчуком-Задерием
не пройдешь по эпохе, братушка,
чтоб она говорила, верила.
Только корчится, безъязыкая,
нет Высоцкого, нет - и ладушки.
Розенбаум блатной музЫкою
подойдёт для одесской лавочки.
До свидания, голос вечности,
над Россией, простите, Путина.
До свидания, человечество,
походившее на Распутина.
Пусть на Малой Грузинской улице,
28, в тридцатой комнате,
квартиранты живут-милуются
и не помнят, как вы не помните...
По "своей колее" накатанной,
по нелепым и ложным выкладкам,
под делёж и скулёж с плакатами,
мы "Володю" дадим и выдадим.
Грим отличный в лице Безрукова,
только там не Высоцкий, братия.
Манекен с прописными буквами
на пороках пустого кратера...
До свидания, голос мужества,
под аккорды непостижимые,
не по кругу играл, как нужно бы,
а лишь так, как идут вершинами.
И машина пылится, синяя...
И семья издаёт Собрание...
И молчит о себе Россия.
До свидания, до свидания.
|