Он дал мне приказ

Записки в планшете не сложатся в вязь событий, мозаику склеить из стекол уже не мне. Разлитую тушь со стола кто-то мельком вытер, но кто потрудился бы кровь оттереть с камней, куда меня сразу вкатало по подбородок, без шанса ударом отметиться на удар?
Как крепче металла считалась моя порода, так крепче костей оказалась в конце руда.
Пурпурное марево реет над горизонтом, как ворох знамен, что неряшливо распростерт. Похоже, мой брат, мы не выйдем из этой зоны, нас, словно дрова, ворошит золотой костер летящих болтов, с искрой — вспышкой от близких взрывов. Вкопаешься в землю по плечи и так — стоишь. Осколки гранат роют землю кабаньим рылом, целуя нас в плечи в укромных укрытьях ниш. По лицам стекает болтушка кровавой грязи, как с кукол течет нанесенный неловко грим. И вновь в неразборчивый треск по каналу связи — ответ на неслышный вопрос. Да. Стоим. Горим.
А как не гореть, коль в приказе «любою ценою»? Хоть ляг под идущих, хоть вытащи на горбу, и всю жажду жить, весь цинизм и всю паранойю свяжи в один узел и сунь в... куда-нибудь.
И я поднимаюсь из камня, мазута, пыли, плечом окровавленным дружески льну к скале. И раз уж меня по случайности не убили — кому-то недолго осталось о том жалеть.

...Запиской в планшете — мы взяли в бою ворота, а что будет дальше? Как хочешь, так и держи. Потерями вышло — почти половина роты, еще двое ранены. Кажется, будут жить. От пушек остались немые пеньки из стали. Кто цел — отдыхают, спиной прижимаясь к ним. О Терра, кого тут волнует, что мы устали? Нам выдан приказ устоять. И горим. Стоим.

И здесь посреди дальних вспышек, кумара, чада, когда под доспехом из сердца сочится ржа, я буду стоять и не стану просить пощады. Он дал мне приказ — не сдаваться и удержать.
Он дал мне приказ, я нарушить его не смею, пусть даже за это меня приберет война.
Я буду сражаться, стоять. И я буду смелой.
А кто мемуары допишет? Да ну их на...