ШТРАФНОЙ БАТАЛЬОН ЛЮБВИ

(Исп. под гитару в ритме "Штрафных батальонов" В.Высоцкого)

Хоть попеть напоследок... уж если покурить нельзя.
(Слова, приписываемые Николаю Гумилеву перед расстрелом 1921 года)

Люблю тебя, люблю, но не дадут
даже признаться в этом откровенно,
я для чего окончил институт,
в котором ты - светла и дерзновенна.

Там ректор - бог, но равнодушный бог,
корыстен, как чиновники Минфина,
а я люблю, чтоб каждый, кто не сдох,
алкал тебя, священная Марина.

Ни ревности, ни даже - правоты,
а лишь сознанье: ты сего достойна -
на иглах возвышающей мечты,
чтоб было можно умереть спокойно.

Мы покоряли Москоу ежедён,
мы вдохновляли на любовь девчонок,
но не рожден я, видно, быть вождём,
поскольку сам в душе еще ребёнок.

Нас окружали стаи стукачей,
на нас строчили рапорты-доносы -
за то, что мы убрали палачей,
стихами сердца вытащив занозы

самой Москвы, засаженные вглубь,
там и хирург, Марина, растерялся,
а мы сражались, пели, и на грудь
нам падал снег неслыханного глянца.

А там и храм, светящийся в ночи,
а там и покаяние от сердца,
но не дремали, Леди, стукачи,
и от изгнанья никуда не деться.

Так где же место наше на миру:
если не в храме и не в пантеоне -
ну пусть поэтов, чаявших к утру
узреть себя антихристом на троне.

И талый Питер - квёлая броня,
и самозванцы мест провинциальных, -
сие, увы, совсем не для меня
и не для тех, кто не покинул зданье

горящее, покуда хоть один
игрушечный котенок там остался,
Марина, не герой, не господин,
а лишь послушник истинного старца.

Там не воюют за приоритет,
прекрасно видя, кто вы перед нами -
пред штрафниками, для каких "мест нет"
ни в жизни, ни в могиле, ни в нирване.

Считает враг: мы повод подаем
для зависти, для грязной закулисы,
а мы, родная, попросту живем
и не болеем связями Актрисы.

Вот 5-ноль-ноль - и вот сейчас начнут,
ну, Милая, давай без сожаленья:
я для тебя в натуре вэри гуд
им учинил на крыльях вдохновенья.

А кто еще повинен в красоте?
Спаситель лишь, но как это далёко,
а ты со мной, но словно на звезде,
что мне цепляли пасынки Нью-Йорка.

А я - американец ли, Малыш?
Да что ты, нет: я сибиряк по вере,
и мне зело не нравится Париж,
коль там в любовь поверить не умели.

...Моя родная, как ты мирно спишь,
пока я довоёвываю в небе.

...Моя любая, как ты любишь тишь,
пока я разрываюсь зеброй-греви.