СМЕХ И СЛЁЗЫ ЧЕХОВСКОЙ ДРАМАТУРГИИ

Чехова всё ставят, - он не ставится.
Ну никак не ставится на стол.
Валится и Об пол разбивается,
как надежда летних радиол.
И в Нью-Йорке и в Париже ставили,
на Таганке сам Лопахин встал,
чтоб поставить Чехова на стапели, -
даже репетицию сорвал.

Почему? За что он так не ставится?
Пьесы ведь хорошие? Горчат.
На любой странице отзываются
и уже баюкают внучат.
Просто потому, что печки-лавочки
наших театральных эстакад
Чехову еще во МХАТе, дамочки,
в 902-м шепнули: ад.

Чехов - это флер на дымке утренней,
полувздох английской Леди Night,
это Темза, вставшая для удали
и спеша несущаяся в рай.
Как это поставить? Слушать музыку,
а не тренди-бренди-ерунду,
замечать в округе даже мусорку
и писать о ней в своем саду.

А у нас - контральто да усилие.
А у нас - "концепции" в башке.
В этом стиле, милый, голосили мы
аж на всю планету при смешке.
Лили слёзы не Заречной Ниночки,
а затем, что большеват парик.
Сёстры неутешно шли в обнимочку
по сценарным графикам в парник.

Дорогие, милые, хорошие! -
я уже кричу, как Пугачев, -
станьте хоть на миг людями Божьими, -
Чехов и поставится еще.
Нужно слушать Темзу в дымке утренней,
в сентябре приехать в Абакан
и гулять по парку, где минутами
возникает чеховский экран.

Там всё видно... слышно, осязаемо,
Розановым листики шуршат,
запах, как у Чехова экзамена
на врача; и вся его душа.
Там апрель Садовой даже водится,
там ступени лестницы большой,
где досель Суворин хороводится
со своей смятенною душой.

Там декор возможен, но не МХАТовский;
не пустая сцена, а листва -
на Святую Троицу у храмов бы
поучилась пьяная Москва.
Может быть, нужна и карта Лондона,
виды Темзы, виды забытья;
а у вас такого понамотано,
что Тригорин в кабинете - я.

Как-то так... Меньшова бы, Олега бы
Табакова - друга всех утят...
Чехов бы шепнул ему: поехали;
и Гагарин в космос полетят.
Может быть, и Козаков бы справился -
с его детством, правдою любви...
Чехов бы, наверно, и поставился.
В Абакане, на краю земли.

...Ниночка Заречная расплакалась.
Чайка прилетела, села вот
на столе моем, и Чехов знаково
говорит: "Вот истинный подход".