УРАНИЯ ВЫСОКИХ ВЗГЛЯДОВ НА СОВРЕМЕННИКОВ

(Иосиф Бродский как оратор-мемуарист)


Иосиф Бродский - поэт уранический.
Даже и обстоятельства личной жизни говорят о том же: реальный гражданин мира после эмиграции из СССР: и везде он дома, будь то Нью-Йорк, Мехико, Рио-де-Жанейро, или столь полюбившаяся поэту Венеция - один из самых, так сказать, астрономичных и всемирных (наднациональных) городов Европы.
И неслучайно книга поэта, стяжавшая себе Высшую Литературную Награду, называлась "К Урании".

Всё это так.
И, пожалуй, Бродский и в личных устных воспоминаниях или ответах на вопросы оставался уранистом в истинном смысле этого слова.
Его, например, не грели сантименты по поводу Ленинграда его юности и тогдашных приятелей и друзей или даже поклонников.
Нет, его любимым (если не единственным) другом был англичанин Оден, а отнюдь не Уфлянд или Рейн, всё же "по старой памяти" настигший полуравнодушного поэта в Венеции - да не один, а в компании молодых людей из Москвы (которую Бродский никогда не любил даже в юности).
Да и Ленинград к моменту встречи с Рейном (ажно в 1961 году заслужившим посвящение великого "Рождественского романса", как все мы в молодости посвящаем свои стихи друзьям или приятным собутыльникам), да, и Ленинград к неотменному моменту встречи с Рейном не интересовал Бродского нисколько.

Но Рейн не отчаивался и с упорством советского еврея подвигал "прекрасного Иосифа" на соответствующие откровения: например, на выражение пиетета к Галичу.
Но Бродский вслух предпочитал Галичу - Высоцкого (что в планы Рейна явно не входило) и вообще, вёл себя не былым соседом по коммуналке или Лито, но жителем дальней звезды, плохо различимой с Земли в еврейские телескопы.

Честно говоря, ТАКОЙ Бродский мне нравится больше, нежели Бродский знаменитого "суда" или ссылки в деревню Норенская Архангельской области когда-то.
Видно: человек сделал себя САМ: не закончив даже восьмилетки, стал тем, кем стал.
А Рейн и ему подобные остались теми, кем были всегда: и в поэзии и в жизни.