НОЧНОЙ ПОЛЁТ

Суинберн завалился под мебель, достать бы,
только лень пылесосом работать, родная,
ты поёшь о своей нескончаемой свадьбе,
где и гости по-прежнему и генацвале.

Надоело, устал от подобных приколов,
прошивающих душу холодным радаром,
никакая привязанность, как глаукома,
не отменит однажды пустых тротуаров -

в моем городе: будешь искать меня, верить,
будешь спрашивать путь: "Как проехать к Горсаду?"
А тебе: "Где ж Вы раньше-то были, Камея?
Наш поэт в Ливерпуле, в тумане, осада

там идет 40 лет, как водил по пустыне
Моисей свой народ, бунтовавший, несытый,
ну а Вы разве в браке не стали святыми?
Думал, стали уже... с позволения Сына".

Что ты скажешь тогда и куда ты поедешь,
по каким ливерпулям под пулями ливров
или Лувра, что тоже уже как бы фетиш,
отменяющий скуку семейных кефиров.

Лей кефир, благодатная, добрая фея,
на словА, что сказал тебе в Кении страсти
неэтичный поэт под эгидою Меи,
разорвавшей божественный космос на части.

После сказанных слов или спетых в эфире
не отделаться "дружбой", - сказала Исида.
Так и будешь ходить босиком по Сибири
(лучше шпильки, шевроны и маленький сидор).

До свидания, бэби исхоженной грёзы,
"туки-туки", родная, отныне ты "голя"
в этих прятках, ронявших негромкие слёзы
на мое заоконное небо любови.

Где опять ты свое, и опять с пацанами,
и опять генацвале витийствует с кубком,
и супруг замполитом стоит по-над вами
и зело удоволен твоим не-поступком.

Я оставил жену, я любовницу бросил,
я поклонниц услал к Прозерпине клоаки,
ну а ты всё одно лепетала, подмойся,
а потом будешь снова дружить на филфаке.

Я тебе не считалка пред новым сеансом
дерзновенного секса с последним и первым,
нескончаемым мужем в оттенках романса,
всем твоим соглядатаям бьющим по нервам.

Я отнюдь не боялся любить безответно
и страдать не страшился, терпеть и смиряться,
но завязывай, милая, с вящим эффектом
откровенного флуда с медовым паяцем!..

Месяц - 30 ночей, а не 5 миллионов.
Очень рад за тебя, но пойми меня тоже.
Так отчаянье бьет по крылам махаонов,
позабытых в Каире случайных прохожих.

И опять Клеопатра нахмурилась гневно,
и сиреневый Нил затопил твою спальню,
и рабыни кефир превратили во сперму,
отменяя небывшие наши свиданья.