В прихожей войны.

Мои стихи в передней живо говорят,
Галдят, стегают валенки, снимают шляпы.
Один знакомый, два забытые подряд.
Истерзан памяти песок – ни англосаксы, ни арапы.

Я написала всё, что знала, чем страдала.
Ведро гремящее – колодезной души.
Военный мир нарезал кожу на лекала.
Пустоты кровяные заполняют вши.

Вши умиранья на пустой дороге.
Стреляют - не забрав, похоронить.
Есть руки черные, есть спины, ноги.
И не простившись, требуется жить.

Cнегопады, с каденцией тишины,
Тёплым весом привалена кошка.
Стон по капле тугой набирается в сны.
По стеклянному дну оловянною ложкой.

Мир подлец и убийца. А мы – хороши.
Жир руки – в белорусской берлоге
Рассосет ужас ночи. И серые липкие дни.
Всем мальчишкам по грязи - разбитые дроги.

Жизнь кровит из ожога гортанно,
Костенеет в морях - слёзных криках Иова -
Плеск Библейского чудища Левиафана -
Умирать одинаково снова и снова.

Засудите - у божьих колен - подлецов.
И любовь на костёр - проститутку стихов.
Камуфляжного Раю! И Аду из огненных дров!
На бессильном поветрии оспенных слов.