Помнит ли кто-нибудь этот прекрасный конкурс?)
Меня тогда растерзали, поскольку это было не формат.
А стих остался в моих закромах. Правда - случайно.
Хочу разместить. Не знаю, мне нравится)))
Тот монастырь стоял в медвежьем сне России,
Где зимний треск врезался остро в птичий свист,
И где в деревне, что с картины Босха, по неделям
Гармонью плакал вечно пьяный тракторист.
Он пил не просто так, а с горя.
Бросая палки в небо, сам себе орал: «Апорт!»,
А после вдохновением трезвея, писал стихи
И выносил на снег собачью пасть «Рекорд».
Рассветом жидким трясся от натуги,
Тащил обратно и молился на сигнал.
И старым пивом протирая руки,
Чего-то там паял, грозил, сменял.
Он клял стихи, за матью - перематно,
За то, что Бладом лез на абордаж.
Всего две строчки пухло и невнятно.
А так кололись звёзды на мираж!
И вот однажды приключилось приключенье,
Такой славянский в беспощадности конфуз.
Бродил лохматым волком, синим от похмелья,
Искал. И сеть надежд струила в ночь блютуз.
Вверх - вниз, в безвременье качели - карусели,
Взлетали выше маковки, как - будто манну ели.
У Бога не спросясь, монахи в рясах, без поста, балдели.
И раздувались рясы парусами
Меж молодых истерзанных коленей.
Картина эта Гоголем вонзилась
В язычество стихов погрязший мозг.
И тракторист на лес перекрестяся,
Крутить стал круг дубовую ногой.
Сюжетец, да! Продав такое преступленье,
У Бога выпросить в поэзию пароль.
Сам Пушкин, что там, сам Шекспир теперь…
И Лиром вечным станет мой король!
И словно что-то щёлкнуло, включилось,
Стихами кровь забилась в связках, в жилах:
«Жил - был на свете грешником монах
Он тайность вечери познал. Какой размах!»
Его заметили и окружили молча.
Простые лица в лунном свете без смущенья.
Достали фляжки, красным щедро причастили.
И вереницей в монастырь. Морозный штрих виденья.
Из сладкой крови теплого вина надежда нежно разморила.
Уснул в ладонях лодочкой творенья.
То может, чертовье наворожило.
То может, Бог спасал от жизни без спасенья.
|