КРУГ КЛЕОПАТРЫ

По вечерам рабыни как подруги
смиренно клали руки в некий круг:
и стрелами пронзали чьи-то муки,
и пламя бушевало у подруг

на зеркалах отточенного вида,
и лишь сама царица с высоты
смотрела на узор, как на молитву
поздней смотрели честные кресты.

12 дев, 12 совершенных
и совершенно неизвестных нам
пиларов предрекали ЕЙ блаженство
и созидали неотменный храм.

Как будто бы от солнца-Клеопатры
сквозь мглу эпох расходятся лучи,
и не хватает современной правды
на древний круг рабынь твоих в ночи.

...Твои стихи непОняты, родная.
Как мало их почувствовали там,
где каждый или каждая играет
в такой непоэтичный балаган,

что хочется порою стать тираном
и честно узурпировать твою
Страницу, унося из балагана,
как из-под пуль, священное ЛЮБЛЮ.

И никакого Гоголя и Фета.
И никаких соавторов и фраз
под строфами любимого поэта,
вошедшего в естественный экстаз

слияния с другим поэтом мира:
любовного, предвечного, а не
вербально-шутовского "под кумира"
на самолюбий давешней войне.

Он типа Мастер. Типа Маргарита
моя любовь, что больше Маргарит.
Не надо больше глума, общепита,
над коим даже лампа не горит.

И свечи суть огарки и огня нет,
одна дипломатичная возня
вокруг тебя, что только и потянет
соавторство с товарищем "С меня

хвалебный отзыв под совместной таской!"
О как ты выше, как ты лучше их -
всех этих "мастеров" с кривой указкой,
нацеленной на личный броневик

тщеславия и невозможных мнений
о собственном значении в веках...

...Прими огонь моих стихотворений,
запечатленный на твоих руках.

И в круг войди - и стань там ярче прочих,
чтоб Клеопатра выделила твой
пилар непостижимых полномочий
над освященной райскою водой.

И зябко поводя плечами в полночь,
ты встрепенёшься от священных брызг;
и всем отцам оказанная помощь
преобразится в общую корысть:

у госпитальной койки миллионы
сиделок мира ожидают, чтоб
их допустили до отца мадонны:
легонько промокнуть вспотевший лоб.

А ты свободна, больше не рабыня,
но та же Клео в тишине небес,
и вещая Христова благостыня
вместо кругов предполагает крест

отказа от трудов невожделенных
на якобы супруга и семью,
погрязшую в надеждах и изменах,
но всё-таки терпЯщую свою

земную долю. И троллейбус утром
ужо не повезет тебя туда,
где только хром лучится перламутром,
тасуя документы навсегда,

о истая царица, о Джульетта,
о Юлия, вздыхающая так,
что каждому соавтору инета
становится не до тщеславных благ.

Когда издалека, из балагана,
из пустоты над залом кулаков,
я тихо увожу тебя из стана
мимоидущих призрачных веков.