В склепе

Так уютненько в моём склепике,
Только кости в углу тихо бренчат,
И от тёмной моей энергетики
Загорается и гаснет свеча.

Так прохладою дышит ветер,
Остывает и теплится свет,
У двери в металлической клети
Очень грустно вздыхает скелет.

Потолок из каменных сводов,
Тихо дремлет летучая мышка,
Там снаружи скоблится кто-то,
Изводясь противной отрыжкой.

Пахнет ладаном, лет уж триста
Освещают, вновь скрипнула дверца,
Слышу шёпот: Здесь дело не чисто!
Лучше б сразу всадили кол в сердце!

Предрассудки сидят в этих людях,
Всюду ищут нечистую силу!
Лучше силы искали бы в чуде,
Что меня на тот свет уносило,

Но вернуло со словами: Не нужен!
Мой пергамент как мышь под пером,
Жаль, тот яд я принял наружно?
И палач не пришёл с топором.

Только ходят, и всё светит,
Как дурак, я надеюсь и верю
На поповский неистовый лепет,
В фееричность церковных мистерий.

Обернувшись из мыши я тенью,
Не подвластен ни зренью, ни слуху.
Этот склеп как будто спасенье,
Для меня - мятежного духа.

Разложу на коленях пергамент,
Томно в клетке вздыхает сосед,
Даже он никого не пугает
Уже более тысячи лет.

Чертовщинка нынче в моде,
Обновить бы истлевший прикид,
Только выбраться не выходит,
Голова от света болит.

Фонари снаружи слепящие,
Проложили дорожки до склепа,
Жаль, что свет этот не настоящий.
До чего же всё в мире нелепо!

Там снаружи завыли волки,
На луну взглянуть бы украдкой,
Фолиант засунуть на полку,
Или лучше в мусор, на свалку.

Только ходят и освещают,
Этот мирт повсюду разложат,
Я же так совсем отощаю,
Никого уже не тревожу.

Допишу последние строки,
Просочусь в тишине я наружу,
Может, спрячусь опять в водостоке,
Разольюсь по дороге я лужей.

Или здесь посижу на скамеечке,
Возле церкви свою жертву дождусь.
В этой странной жуткой феечке
Скрывается нелепая грусть!

Её платье, волосы чёрные,
И мысли до одури скверные!
Словно тьма в тряпьё облачённая,
Как же глупо это, наверное.

Я бы даже побрезговал чуть,
Но смертельно так голоден нынче,
Перед взором пятнами муть,
В голове словно винтик развинчен.

Подхватило вдруг меня существо,
Обдавая лавандой с сандалом,
Для гурманов её вещество,
От него только хуже мне стало.

Покусал я её, забываясь,
Как в бреду и безумье жестоком,
Вот теперь я навечно покаюсь,
Предаваясь злейшим порокам.
Вычленяя у зла все истоки.

Она ходит по кладбищу тенью,
Но, увы, не походит на призрак,
Вот живая, но приведенье,
Ожидает новую тризну.

Я же тут уютненько в склепике,
Ни живой, ни мёртвый торчу,
От её дурной энергетики
Мне всё время сдувает свечу!