Таракан

Радует ожидание тишины, темноты, покоя. Но опять рассвет, наступая рассыпает свои золотоглазые лучики, будит птиц, их пение меня, меняя все вокруг в однообразное месиво и опять ожидание смерти. Как печально...
Мечтая о том от чего бегут другие, дорогие желания того чего не желает не кто. Все просто, чувствую умиротворение в себе где-то в недрах души, где океан чувств без суши. Глубина, пустота пространства, и чем глубже, тем темнее, и тем не менее стремлюсь туда.
Медуза, плывя светится, рад с ней встретится, как красавица под венцом будто женится, жалится щупальцами, когда касается. Узел затягивается, все уже, ну же, пора прощаться, тут же. Нужно опомнится, медуза охотница, бесформенна как боль, распутница! Бесполезно. Я ее не просил, просто бросил, или ушёл еще глубже в себя.
Беспокоя струны темных гам, смешивая одно в другое, мед с землей, любовь с печалью, не имея цели, просто слепо бродя как брошенный пес, догрызая ошметки уже почти сгнившей плоти, понимаю, что все в пустую. Жизнь моя не стоит и копейки, а вонючая кровавая масса, в миске кажется величайшим лакомством во время голода, а я так голоден. Высшая награда за то, что я есть слезы, застывшие в глазах бесят, искажая чистоту изображения, вокруг воображаемого движения. В горле ком вкусом ненавистной, но полезной каши, заставляет дышать рывками и не равномерно. Устал. Ненавижу все, только тишину, покой и одиночество вижу. Чувствую прохладу в ночь, остальное прочь! Не кому мне помочь, и даже тени, бегающие по потолкам, то-здесь то-там, принадлежащие детишкам, игривые визги, крик, шум, гам, сами прячутся, разбили вазу, сразу дребезги, брызги кофе из чашки, слышен эхом смех, но и это туманно, если выдавит из мня ничтожную долю улыбки.
Рыбки в аквариуме, их давно там нет, он пуст, там пачка сигарет, а сам стал пепельницей. Крутится мельница, нарисовалась в гуще кофе на стенке обломка стакана. Играют нащупывая воздух усики таракана, тепло, холодно, нет ли обмана. Вот она опять печаль овладела обалденным разумом.
Разом наверно в содоме фонтан с купидоном, писающим в цветочки просох, как и смазка в калитке, чей скрип постоянно снится и будит во мне детское воспоминание, длиною в всю жизнь, её давно земля поглотила, вместе с ржавчиной, червями и многими мерзкими тварями, ждущими тело мое.
С первыми лучами опять та оболочка
((тумбочка) звонит будильник) в которой я нахожусь просыпается, как джин в лампе.
(Перед зеркалом) - Я он?
Рубильник включён, ток по телу прошёл молнией, пронзив темноту, осветил мысли, шпалы, все переплеты труб с кишками проводов. Поезд тронулся в долгий путь, по туннелям, пахнувшим креозотовой головной болью. Капнуть с затяжкой дыма в горло кофе чуть и пусть грусть тяжко поедает хлеб с руки и начнет все заново. Звуки хлопающихся крыльев поднимают с пылью тушки голубей всей стаей, серым танцем приземляются в дрожавшую грязь перья, напуганные шумом метрополитена. Вонь и дым горящего полипропилена за мусорным баком душит и греет в прогнившем картоне промерзшую до костей плоть, всё ещё из рта испускающую пар. Жар не спал, хозяин уже два дня спал, жалобный скул, коричневой быстро дышащей шубки, прохожих умолял о помощи лежа рядом, предсмертным обрядом оплакивая взглядом. "Чёрные прослезившиеся глаза" (название) фото шедевра, не спас, но увековечил заразой в соцсетях с продолжением "милые морские свинки" в аквариуме пожирающие мозг, маразм!
Спазм в горле чЧУу.......
(тишина)
Стою у окна. Сгорела лампочка опять. Темнота, я здесь один, вокруг круговорот слепоты. Отражаюсь в зеркале космической пыли, тумана, облаков, приближаясь к которым растворяюсь в вспышках, разных цветов и с взрывом каждой не выносимая боль (моль съела пальто) притупляет желание теряться. И понимаю я не готов смерятся, с тем что не нравится, не хочу пытаться меняться, злиться или смеяться, так как принято и вообще боль позади, она с обломками в душе когда-то бывшей звезды. Запахи детства, всех я не помню конечно, и признаюсь в этом с скорбью, прикосновений их тоже, о боже цифры, слова, пустота, какая глупость.
Раздавлен...