Я...

Я – монах, нарушающий бранью обет молчания,
в глубине моих глаз - до углей прогоревший скит.
Я – поднявшийся к свету из тёмных глубин Отчаяния,
бытием загарпуненный старый замшелый кит.

Приглушённое буднями эхо страданий храма,
уходящее ввысь рикошетом от душ и стен.
Я давно уже стал кровоточащей рваной раной
городских магистралей – артерий и улиц – вен.

А я-то душу рвал – ну, ни дать, ни взять – медный колокол…
Столько блажи святой, что казалось, вовек не выветриться…
Но на лобное место упрямо судьба тащит волоком,
предлагая на выбор топор палача или виселицу.

Человек – невидимка в толпе, одержимой «завтра»,
проклинающий Бога и ждущий благую весть.
Здесь на всех не хватает любви и почёта лавров,
но сосна – не проблема, а к ней- вороньё и крест.

А диагноз, поставленный свыше, предельно точен:
пациент безнадёжен и шансов воскреснуть нет.
Я, всего – ничего, на полях Книги Жизни росчерк…
И чернила с годами поблекнут, теряя цвет.

Есть мечты, словно листья осенние, радужным ворохом…
Есть тропа в неизвестность, что смертные кличут будущим…
Есть реальность, готовая выдохнуть жжёным порохом,
в руки посох вложить да по свету отправить в рубище.

Пусть бунтарь, еретик, под рубахой от плети кровавый след,
по пятам словно тень, словно верный пёс - смерть незримая…
Брошен ангелом круг спасательный в стылый мой рассвет –
нежность рук, губ тепло, взмах ресниц – ты, моя любимая…