Злая Ева

Всё размыто такой водой, что с течением стало хуже.
Я же помню, что было до того, как исчезло в лужах.
Ты болел и хотел сильней, чем вода размывает камень,
и сходил первозданный снег ловко сделанными мазками.

Воды туже сходились в ряд, били в стенки дворцовых залов.
И случалась затем заря бледной-бледной, творожной алой,
Будто марганец капнул кто в застоявшийся сумрак толщи.
Так звучал наш предсмертный стон...
Очень мучился кто-то в общем.


Раньше вешали простыню, сообщая, что дело в шляпе,
а сейчас я гуляю «ню», словно самый последний яппи,
абстрагируясь от того, как меняется плоскость быта.
Но я помню последний звон мысли этой, в воде разлитой.


Впрочем, знаешь, наверно, нет, мы не станем глобально «вместе»,
если тот первозданный снег был, как остров, нам не известен.
Мы его позабыли там и давно, разделив с другими,
Что, когда зазвучит там-там, мы не вспомним ни дня, ни имя.

А пока пусть шумит вода (из-под крана звучат напевы)
и игриво мне шепчет: Да! Ты кощунственна, злая Ева!