Сирота

- И я ему тоже хотел подсказать, что он не совсем правильно говорит, да напугался. А ну, дюмаю, сунет мне по харе. Поэтому и промолчал, собирая свой инструментарий, чуть ли не медицинский, прожужжал, как погибающая муха на липучке, Майор.
- Не бойся его! Мы теперь в одной связке должны держаться, иначе погибнем. Раздор он, кроме несчастья ничего не приносит. Свят! Свят! Перекрестившись и стоя на коленях, лбом коснулся земли, будто бы поцеловав её. Вот ведь какое дело, сынок! Земля в жизни человека всем управляет. Захочет всё тебе даст и свет Божий и благодать Божью, только надо суметь правильно её принять. Она ведь человеку самая большая защита, хоть живому, хоть мёртвому. Живому даёт кров, еду, одежду, а мёртвому – вечный покой.
- Батюшка! Я это давно понял. Только вот мне одно не понятно, почему она кому-то даёт маму и папу, у кого-то отнимает? Например, у меня и Витфара, озадаченно, нахмурив раньше времени постаревший лоб,- добавил Майор.
- Ты меня спрашиваешь? Вот я беседую с тобой, а у самого все мои мысли, там около своих сорванцов. Как они там? Здорова ли матушка? Они тоже сироты. Лишились отца в самый ответственный период. Малому Богдашке всего полгода было. А сколько же ему сейчас, Господи? Дай бог памяти!
И поп начал перебирать в своей памяти, когда его посадили? И сколько он пробыл в казематах, и где, и когда приезжала к нему матушка на свидание? И подвёл итог, что Богдашке уже пошёл тридцать шестой годок. Вспомнил, как началась революция, потом - Первая отечественная война с Германией его тогда ночью и увезли. В тот день был страшный мороз. Как ему не удалось даже теплее одеться, так торопили его жандармы.
- Так вот сынок! Я столько обитаю в казематах и пересылках, что на пальцах не сосчитать. Получается, моему Богдашке тридцать шестой минул. Вот подумай? Он сирота? Сирота. Сам же поп и подтвердил. Матушке одной, да при таких властях, сам понимаешь, не забалуешь и сытно не поешь. Как она там с ними? Сироты, одним словом.
- Богдашка - то твой, батюшка, с мамой остался. А у меня никого нет. Я родителей и не помню, и не знаю. Вырос я в сиротском доме. А там тоже пряниками не кормили. За любую шалость лупили, почём зря. Жрачки не хватало. Подтибришь в столовальне и съешь ночью под одеялом. А то и так бывало: я украду, а у меня же тоже своруют. Каждый друг у друга воровал.
- Нехорошо это. Ой, как нехорошо! Не уж-то ты маманю свою и вовсе не помнишь?
- Помню, конечно. Она меня и рисовать научила. Только я не дюмал, что мне придётся рисовать татуировки, да ещё под землёй, в глубокой шахте, и такому же сироте, как я, например, Витфару. Он тоже рассказывал, что вырос на государственных харчах, в детском доме. Говорил, что тоже несладко было.

Продолжение...