Боря и море (окончание)

Борисок побрёл домой.
Ротан скрылся под волной.
А сюжеты этой сказки,
Пусть проходят чередой….
+++
На Неве, в Зимнем дворце,
С грустной миной на лице,
Машка в мантии царицы,
В императорском венце.

Весь дворец полон богатств.
Столы ломятся от яств.
Издаёт дикрет Маруха,
За абзацем, прям абзац.

И бояре тут сидят,
В рот царицынский глядят.
Упредить её капризы,
Непременно норовят.

День прошёл, другой идёт.
Машку вновь тоска берёт,
И она, вспомнив об муже,
Взвод стрельцов с посылом шлёт.

Припылил стрельцов наряд.
Злобою глаза горят.
За грудки трясут Бориса.
Дать всё в ухо наровят.

Мужа в тронный зал ведут,
В зале только знатный люд.
А дворяне на холопов,
Свысока всегда плюют.

Но вот волненья улеглись,
Комара аж слышен писк.
Входит в зал Руси царица.
В платье царственный изыск.

Мужа пальчиком манит,
И, без гнева говорит:
- Не хочу я быть царицей!
От бояр меня мутит!

Все купчишки-торгаши,
Копошатся словно вши.
Им милей всего на свете,
Лишь навары-барыши.

А в сарае, что в Крыму,
Не пойму я почему,
Курбашой* меня считают.
Разве ж это по уму?
*- полевой командир достаточно крупных отрядов.

Чукчи, Ханты, и Манси,
Им олени, как такси.
Тундра же им мать родная!
Кого хочешь расспроси!

Запорожцев злая рать,
Может только воевать.
Рать на Терек я сослала,
Юг России охранять.

Мусульмане и жиды,
Мои царские бразды,
Втихаря, собаки, хают.
Им царица до звезды.

А башкиры и мордва,
Превращают лес в дрова.
Они точно, Россияне….
Так давно твердит молва.

Да! В России так и есть,
Всех народностей не счесть.
Они все живые люди,
И хотят все сладко есть.

Не кормящая я мать.
Мне им сиську всем не дать.
И к тому же другое пойло,
Любят русские хлебать.

И такая дребедень,
Тянется изо дня в день.
А рутина, как известно,
В теле развивает лень.

Я ж лениться не хочу.
И с тобой тут не шучу.
Если вдруг за возражаешь,
Вмиг отправлю к палачу.

Дел Российских кутерьма.
Сводит аж меня с ума.
Ох с каким же наслажденьем,
Я пошлю правленье «НА».

Так, что выполни забег,
Ты опять на моря брег.
И на голову Ротана,
Ты свались, как первый снег.

Пусть волшебный твой Бычок,
Оценив, что, и почём.
Безо всяких промедлений,
Меня сделает попом.

Я ж хочу, ядрёна мать,
Стать набожной, так сказать.
Быть хочу самим я, Папой.
И церквами управлять.

Всё! И кончен разговор….-
Был царицы приговор.
И Борис поплёлся к пляжу.
Где шумит морской простор.

А на море глядь, по глядь.
Видит шторм баллов так в пять.
Волны тёмные катятся,
В тучах неба не видать.

Но упрямый рыбачок,
На валун заветный скок.
Закричал в рупор ладонный:
- Ой ты гой еси, Бычок!

Я опять к тебе с бедой.
Выручай меня родной.
Моя Машка, хрен ей в сумку,
Знать объелась беленой!

Скучно ей царицей быть.
Хочет митру поносить
И самим Святейшим Папой,
Чтоб в Александрии* жить.
*-Из всех православных патриархов только у Патриарха Александрийского имеется титул Папы

Ведь в соборах и церквах,
И больших монастырях,
Папа всюду власть имеет.
Он как шулер, весь в тузах!

В вере ведь любой приход,
В год даёт большой доход.
Хочешь, покупай брильянты,
Иль «Титаник», пароход.

Ведь цари, и короли,
Когда были на мели,
Обдирая духовенство,
С ним войну порой вели.**-
**- Разгром ордена Тамплиеров Филиппом красивым

Но для веры нет рожна.
Вера людям всем нужна.
А рулить той верой хочет,
Моя вздорная жена.

Плавником Ротан махнул.
Крапчатым хвостом вильнул:
- Будет Машка твоя Папой!-
И в пучину вновь нырнул.

Поутих морской прибой.
Борисок спешит домой.
Глядь, а вместо Петербурга,
Град красуется, чужой.

Ни Москва, и ни Чита.
Золотые ворота.
Чистой платины притворы.
Не ворота, красота.

У ворот гвардейцев ряд.
Все на вытяжку стоят.
Всюду бродят патриархи.
Песнопения звучат.

Тут монашек хоровод.
Там монахов взвод идёт.
Люд на паперти блаженным,
Серебро лишь подаёт.

Боря лоб перекрестил.
Всем церквам поклон отбил.
Со спокойною душою
В свой домишко поспешил.

Снова стал ловить ершей,
Электрических угрей.
А жена, что стала Папой?
Он не думает о ней.

Месяц мухою летит.
Без дел Боря не сидит.
То крючки на блёснах точит.
То рыбацкий чёлн смолит.

То торги ведёт хамсой.
То ежей*, бреет косой.
То случайным сексом лечит,
Холостяцкий сухостой.
*- морские ежи

Но тридцатого числа,
Снова стала Жизнь кисла.
Рыбака охрана Папы,
Оторвала от весла.

Белы руки заломив,
Тащат бедного в за грив.
Прямо к Папе, что на троне,
Восседает словно гриф.

Машка к мужу молвит так:
- Влипла я, родной, впросак?
Надоело быть мне Папой,
Не по мне сей кавардак.

Ладан свёл меня с ума,
Ладан, вовсе не Клима.
Хотя тоже прибавляет,
Слабоумному ума.

Я раскинула умом,
Надоел молебный дом.
Мне его накрыть охота,
Папским золотым крестом.

Не хочу я Папой быть,
От тоски по-волчьи выть.
Ты мне должен у Ротана,
Титул Бога раздобыть!

Боря челюсть уронил.
Заморгал прям, как дебил.
И супруге полоумной,
Заикаясь заявил:

- Ты сдурела, что ли мать,
Что желаешь Богом стать?
Об таких желаньях дерзких,
Неприлично и мечтать!-

Но упрямая жена,
Не сдаётся ни хрена.
Сразу видно, что супруга,
На всю голову больна.

Муж артачиться не стал.
Старый спиннинг свой достал.
И к приятелю, Ротану,
Он на взморье почесал.

А на море страшный шторм.
Волны ростом с целый дом.
Небо всё в свинцовых тучах.
Грозовой грохочет гром.

Борисок, упрям как Бес,
На валун опять залез,
И Ротана призывая,
Загорланил ввысь небес:

- Ой ты гой еси, Бычок!
Выручай меня, дружок!
Стать жена желает Богом.
Так сказать, на вечный срок.-

А Бычок ему в ответ:
- Видно с дурью сладу нет!
Ты ступай домой приятель.
Предай жене..., привет!-

И Ротан в волнах исчез.
С валуна Борюсик слез,
Шторм затих, а ясно Солнце,
Озарило высь небес.

Вот пришёл рыбак назад.
Что же видит его взгляд.
В старом доме его Машка,
Режет огурцы в салат.

СКАЗКА КОНЧИЛАСЬ, ДРУЗЬЯ.
НО СКАЖУ ВАМ НЕ ТАЯ.
НИ БОРЮСИКА, НИ МАШКУ,
ВОВСЕ НЕ ЖАЛЕЮ Я.
КОНЕЦ.