Темная Сказка

Ангелу любви и красоты от демона страсти
Когда короной увенчали
Одну из ста на небесах,
То на земле расплылся страх
Из скорби, грусти и печали.
В стране далекой, так давно,
Что все иные позабыли,
В безвестной нам сейчас могиле
Лежит царевна. Что ж грешно?!.
Коль мысль о ней достойна были
Видать, что создала такое,
Что до сих пор уж нет покоя
Всем нам и мы не позабыли,
Что пало воинов немало
За красоту, что так пленяла,
Покой и веру отнимала…
Змея ей в мозг вонзила жало
Когда лежала в колыбели
И птички песенки ей пели,
А плющ свисал к ее постели,
Лаская тенью сны Гюзели.
И няньки, длиннной чередой,
Дитя-царевны сон прекрасный
Оберегали нежно, страстно
Как в час дневной, так и в ночной.
Но послан свыше темной силой
Мясистый змей полз по плющу.
И словно камень, вложенный в пращу,
Из пасти жало вылетало.
Змей взглядом ярких глаз зеленых
Заворожил покой дитя
Ее обвив собой шутя,
Зажав в объятиях влюбленных.
И няньки смерть тогда приняли
Пытаясь оградить от зла.
От яда смерть их не спасла –
У колыбели на пол пали.
В чело, свой огненный язык,
Заправив ядом и зубами,
Пылая мертвыми очами,
Направил змей и вглубь проник.
Царевна тихо встрепенулась,
Вздохнула, нежно лепеча.
И жизни, стекшая свеча,
В иные силы окунулась.

Весь двор сбежался, но живая
На удивленье всех была
Гюзель, уже в покровах зла,
Лежала в люльке, и играя
Бубенчиками из серебра,
Она улыбкой всех встречала,
Себе под носик бормотала,
Чем успокоила отца.
Прижав к груди родное чадо
Жену он вспомнил в час смятенья,
Чей смертный час стал днем рожденья
Ребенка милого для ада.
Но дни летели чередою
И сверстницы, с Гюзель играя,
Понять не в силах – кто ж такая
Эта девица под чадрою?
Ей небо даровало страсти
И ночью, мучая себя,
Она влюблялась не любя
Не в силах избежать напасти.
Никто ни знать и ни прислуга
Не видели ее лица –
Чадра скрывала без конца
От глаз чужих царевну юга.
Но под покровом черноты
Глаза горели ненасытно,
И страсть кипела, но не видно
Другим аж ни одной черты
Ее лица… Какие силы
Смогли от мира оградить,
Глаза сияньем наделить,
А в них – безумие могилы?!.
Отец Гюзели отводил
Свой взгляд, когда она глядела.
Любить она еще не смела,
Но знали, что огонь в ней жил.
…Но вот природа насчитала
Шестнадцать весен для нее.
Затмило небо воронье
Когда от сна Гюзель вставала.
Народ шептался меж собой,
Что край сей посещает Дьявол,
И как бы здесь чего не стало
Когда Гюзель станет женой.

Тогда отец отдаст по праву
Всю власть наследнице своей.
И тьма настанет средь людей,
И будет то Гюзель по нраву…
Отец царевны молодой
Все больше проводил в кручине
И дни, и ночи … О кончине
Он стал подумывать порой.
Неясеный страх его терзал
За это нежное созданье.
И за страну, чье увяданье
Он никогда не ожидал.
Ну а Гюзели – странность нужно…
Она сзывала звездочетов
И с ними делала расчеты
В науках для девицы чуждых.
Гаданья, магия и тьма
Давали отдых мыслям девы.
И замогильный тлен изведав
Казалось, что сошла с ума…
И вот однажды, див пещерный
Явился к ней одной в ночи.
“Ты отыскала те ключи,
Что открывают край безмерный.
Ты власть пытаешься понять,
Но глубины ее не зная
Ты отдаляешься от рая…
Пусть змей придет к тебе опять,
Он даст тебе на все вопросы
Один – единственный ответ,
Что на земле гармоньи нет…
О жизни твоей грешной спросит.”
Гюзель речам его внимала
Не разумея ничего.
Но лишь расстаял лик его
Она змею к себе призвала.
И в клубах дыма, из огня,
Глаза явились не мигая.
“А … Это ты, моя родная,
Решила повидать меня?”
Дрожа всем телом от волненья
Гюзель кивала головой.
И голос, вкрадчиво – хмельной,
Развеял все ее сомненья.
“Тебя еще в твой час зачатья
Избрали для великих дел.
Я больше всех тогда радел,
Чтоб ты изведала лишь счастье.
Когда под видом злой змеи
Тебя поцеловал я в темя,
Ты стала нашей в то же время…”

“Я вашей? Кто же вы мои?..”
“Должна ты править миром этим
А вознесешь трон до небес
Я, и Верховный Главный Бес,--
Тебя мы в высшем зле отметим.
Ты будешь здесь царицей мира,
А мы, взирая с высоты
Твои прекрасные черты,
Бессмертьем наделим …”
“Как мило,
Но я не знаю ничего
Как мне добиться власти этой,
Как подчинить все страны света?”
“Шагни за грань, прежде всего!”
“За грань чего? Что мне изведать?
Кого любить, зачем страдать?..”
“Люби хоть всех! Коль сможешь дать
Ты злу на прахе отобедать
Всех этих верных не ему!
Скажи отцу – тебя он любит,
Что срок пришел, что всех погубит,
Что ожидает смерть всему,
Коль он твоим речам не внемлет,
Что миром править ты должна,
Но не как жрица – как жена
Того, кто ныне в чреве дремлет
Одной из верных Богу дев.
Зовут ее в миру Лилит.
Она без мужа – тот убит…
И ты Лилит в ночи раздев,
Ей на груди звезду поставишь,
Что Дьявол для себя избрал,
Чтобы ребенок мужем стал
И миром ты тогда заправишь.”
От слов тех страх втекал сильней,
Пронзал всё тело у царицы.
Ребенок должен был жениться
В утробе матери своей ?!.
“Но как узнаю я Лилит?”
“Вглядись ты в дым,что я навеял,
Чтоб он сомнения рассеял –
Он эту женщину явит.”
Гюзель в зловещий дым взирала
Когда ей пред глазами стало
Так ясно женское чело –
Царевна пуще задрожала.
“Запомни образ сей навеки,
Я заклинаю так тебя.
Ребенка страстно возлюбя
Ты наша будешь – крови реки

Зальют луга твоей земли…
Поверь,ты избрана недаром
С твоим желанием и жаром…
Мы все создали,что могли!
Теперь исчезну я надолго,
Но помни,я слежу за всем,
Что ты творишь. Я буду нем.
Но коль отступишь ты от долга
Пред черной силой в небесах,
То берегись! Ты канешь в бездну,
Для нас став просто бесполезной,
Ты ощутишь,что значит страх!..”
И смерч из дыма и огня
Унесся в небо и исчезнул…
И с той поры слова о бездне
Покоя не дали ни дня
Младой царице странной ночи.
Она исполнила,что змей
Сказал свершить с Лилит скорей –
Ребенок был рожден порочным.
Гюзель приблизила к себе
Это несчастное созданье,
Сама взялась за воспитанье,
Чем привлекла к своей судьбе.
Никто не мог понять царицу…
Она же всё отцу сказала
Как змей ей наказал и лгала,
Что ей ребенок сей—к лицу,
Что приглянулся он ей сразу,
Что пусть навеки будет с ней…
Его сокроют от людей
И пусть простят его проказы.
Все эти глупости девчонки
Совсем замучили отца.
И он, однажды, пал с крыльца
И вскоре умер от чахотки.
Гюзель,конечно же,страдала,
Но перед смертию отца
Она твердила без конца,
Что обвенчаться пожелала
С ребенком крохотным Лилит.
Отец ее уж был не в силах –
Сопротивлялся он могиле
И дал согласье – путь открыт!
Итак, все сделано по плану,
Но неожиданно для всех
Один солдат был впутан в грех,
Гюзель завидев у фонтана.

И пусть чадра черты скрывала –
Для пылкого в своей любви,
Красавица, воина Драви,
Все под одеждой ясно стало.
И он, безумный , враз влюбился…
И пусть злой рок над ним вершил
Свой приговор – не отступился
Драви и в спальне очутился
Царевны, спящей тихой ночью,
Сокрытой тонкой кисией.
И охраняли сей покой
Сто мрачных евнухов бессрочно.
Но кто бы мог остановить
Того, кого съедают страсти,
Того, кто поддался напасти
Желать и все сильней любить?
И обойдя дозоры мрака
Драви склонился над Гюзель.
И лишь сверчков ночная трель
Звенела в душный месяц Рака.
Она спала. Глаза же Драви
Ласкали тело все ее,
Пронзив тончайшее белье
И жадно в губы целовали.
Нет, он не думал в миг сей вечный,
Что стоит ей глаза открыть –
Его велят тотчас казнить…
Нет, он не думал … Он беспечный,
Как все, кто в первый раз влюблен.
И потому глядел и думал,
Как не создав большого шума,
И не прервав сей дивный сон
Поцеловать ее глубоко, да так,
Чтоб ей приснился он,
Чтоб из груди явился стон…
Пред ним была звезда востока.
И кто же мог бы устоять
Пред красотой нагого тела,
Того, что видеть-то не смели
И те кто мог ее купать!..
Она глаза им закрывала,
Ложась в бассейн нежных вод…
Конечно, был влюбленным тот,
Кого краса небес пленяла!
И Драви страстный поцелуй
Запечатлел на губках алых.
Гюзель, на счастье, крепко спала,
Но вздрогнула от нежных струй,
Что их теперь двоих сливали……

Она головкой повела,
Руками воздух обняла
Поверив что все явь – едва ли…
…Ребенок-муж царицы ночи
Рос не подням, а по часам.
И вот уже умеет сам
Он говорить волшебны речи.
Гюзель к искусству колдовства
Влечет разумное дитя.
Науки постигал шутя
Ребенок злого естества.
А наш влюбленный, бесконечно
Пытался вновь Гюзель узреть.
Он думал, а тугая плеть
Ласкала плечи – за беспечность…
Гюзель взывала к небесам.
Оттуда слышала признанье
За все свои для тьмы деянья,
За свадьбу, что для мира – срам …
Драви уже который год
Пытался все Гюзель открыться.
Желанье рядом очутиться
Влекло его в любви поход.
Он страстно ждал и час настал…
В глубинах сада с дивной сказки,
Где птицы чудны, ярче краски,
Ручей тех мест реку рождал.
Гюзель гулять любила там.
Среди песочка золотого,
Журчанья ручейка м ладого,
Где лани скачут по пятам.
Ей успокаивало душу
Этой идилльи тишина.
Она была всегда одна,
Облюбовав седую грушу,
Что шириной своих ветвей
Гюзель от солнца закрывала,
Покой ей с щедростью давала,
Когда пел песни соловей.
И вот Драви, проникнув тайно,
В этот запретный уголок,
Сейчас и жизнь отдать бы мог,
Чтоб увидать Гюзель случайно.
Ему нежданно повезло –
Гюзель в тени ветвей сидела,
Вода ручья ей песни пела,
Венок из трав венчал чело.

Она была чадрой укрыта
И только Драви знал черты,
Что были буйством красоты
И что любил он в тайне, скрыто…
Но тут случилось просто чудо –
Одежда с плеч Гюзель слетела
И миру вдруг явилось тело
Без сожаления и стыда.
Гюзель в ручей вошла нагая,
А воспаленный взор Драви
Следил за этим сном любви,
Что улыбалась лишь, играя…
Драви уж больше не таясь,
Не в силах ни на миг сдержаться,
Царевне враз решил признаться.
И если смерть – так пусть сейчас!
И он из тайного укрытья
Шагнул к царевне и застыл.
Она же, вскрикнув, и без сил
Смогла в обмороке забыться.
Он поднял на руки сей груз
И взгляд любовный неотрывно
Смотрел как мерно, непрерывно,
Вздымалась молодая грудь.
Когда она пришла в себя,
То кроны древ ей тень давали
И юноша, живой едва ли,
Глядел в глаза ее, любя.
“Ты кто такой? И как ты смеешь
Глядеть в лицо мое сейчас?
Тебя казнят без долгих фраз,
Хотя… Ты грусть мою разделишь.
Ты чем-то вдруг приятен мне,
Скажи же, поскорее, кто ты?”
“Я Драви, я --гвардеец роты,
Что бережет вас в тишине.
Я здесь пред вами от того,
Что сил я больше не имею,
А от чего – сказать не смею…
А смерть – так это ничего,
Коль здесь я , рядом, в этом рае,
А вы сидите предо мной…
Люблю я вас и хоть с главой
Любовь, царевна, предлагаю!..”
Гюзель поднялась в полный рост,
Красы своей не закрывая.
У ног ее лежал, сгорая
В любовной муке, верный пес.

Гюзель задумалась о том,
Что покарать за дерзость Драви
Она успеет для забавы..
Но только не сейчас. Потом…
“Что есть любовь? Какое чувство?
Излить сумеешь для меня?
Сие не ведала ни дня.
Открой мне дивное искусство!”
“О, восхищение очей,
О, наслажденье мысли каждой!
Каким же надо быть отважным,
Чтоб описать любовь во мне!
Никто, ни Боги, ни поэты
Не могут описать глубин
Тех чувств, что замки из руин
Поднимут на вершины света.
Это такое волшебство,
Что не постичь его вовеки,
Сильней чем вспененные реки,
Мощней вулкана естества!
Так как же я, обычный смертный,
Скажу любимице небес,
Что есть Любовь? Что это – бес
Вселённый в нас, и он – бессмертный!..”
Гюзель раздумьям предалась,
Что надо испросить ответа,
Что ж есть такое, чувство это?
“Быть может я б им увлеклась?”
Драви ж ей речи изливал,
Какие только за год жили
В груди его, где кровь отпили,
Которую Гюзель отдал.
“Брилльянты влаги украшают
Два белых купола твоих.
И в Храме Страсти для двоих
Слепая ночь нас обвенчает…”
“Ты пылок дивно, я гляжу,
Однако, я тебе позволю
Любить себя, и дам и волю
Порывам, о каких грежу..
Ну а сейчас ступай, покуда
Я не узнаю до конца,
Что есть у сердца два лица,
И что любовь – и право чудо!”
Драви, не подняв головы,
В траве высокой быстро скрылся.
Он так в желаньи распылился,
Что ночь не спал, как сын совы.
Гюзель же в башню поспешила,
Где солнце спало среди скал
И где жила нечиста сила.

“О Вы, Верховные жрецы,
Я вас с надеждой призываю.
Я знать хочу, то, что не знаю.
Явитесь, Дьявола гонцы!”
Она щепоть травы бросала
В внезапно вспыхнувший огонь.
И башню вмиг наполнил стон,
И почва мерно задрожала.
Тогда, с огромной высоты,
Цветные бесы поспускались
Иль,может ,блики так казались
В кастре пылающей мечты?!.
“Что хочешь ты? Зачем ты звала
К себе с небес нас в этот час?
Зачем же ты тревожишь нас,
Иль вновь чего-то возжелала?”
“Да, я хочу понять скорей,
Что же любовь для сердца значит?
И почему так часто плачут,
Когда лишь думают о ней?”
Бесята, сидя у огня,
Преглянулись меж собою
И зашептали, без покоя.
“Вы что, не слышите меня?”
Тогда один, что был взрослей,
Такую речь ей произнес:
“Да, скорбный час к тебе принес,
Коль ты желаешь знать людей…
Они живут совсем иначе,
Они родятся, чтоб страдать…
Такая жизнь – что может дать,
Кроме презрения и плача?
Ты хочешь знать, что есть любовь?
Это тяжелое явленье,
Оно таит в себе паденье,
Смерть, муку, ненависть и кровь!
Ее должна ты опасаться,
Не то на небесах тогда
Тебя лишат – и навсегда! –
Той власти, что дана сражаться.
Поберегись ! Не думай даже
Свой разум подчинить любви!
Стань льдом ко всем славам Драви,
Когда он даже рядом ляжет.”
“Со мною рядом? Но зачем?
К чему мне спать в одной постели
С кем-то еще? .. Да как он смеет?
И что стоит за этим всем?”
“Ты не должна сейчас и думать –
Продолжил вновь старейший бес—
О том, что в мире что-то есть

Кроме тебя и с неба шума,
Который снизойдет к тебе
В любую тяжкую минуту…
А остальное – только смута
В твоей вершащейся судьбе. ”
Гюзель представила вдруг ясно,
Что в клетке золотой она.
Ей можно все, но Сатана
Судьбу ей расписал прекрасно.
Ее свобода – только миф…
И вольный ум царевны-птицы
Решил запретным насладиться –
Ведь Драви есть, и он красив…
Однако ж, вслух она сказала
Совсем не то, что ум решал.
Чтоб с небом не творить скандал
Она все бесам обещала.
Они исчезли и Гюзель
Застыла в мыслях одиноко.
Жизнь стала новой ненароком,
И сей корабль сел на мель…
А муж Гюзели рос так скоро.
Что удивлял всех каждый день.
В душе его таилась тень
Свершений злых – войны и мора.
Он был невиданно красив,
Но только чувственные губы
В нем выдавали злость и грубость,
И мощь всех этих темных сил.
Он иронично улыбался
И завораживал порой
И эту деву под чадрой,
Которой мужем он являлся.
Дракон страстей рвал душу гневно
У очарованной Гюзель.
Ей стала так приятна трель
И соловья, и птичек нежных…
И мир наполнился иным,
Необъяснимым новым смыслом.
И даже в воздухе повисли
Мотивы музыки, как дым.
Но как ей выбрать середину,
Меж правом мир в руках держать
И страстно ложе разделять
С одним из свиты своей длинной?
Однако ж разрешить сей спор,
Между гордыней и желаньем
Смогла, но не своим страданьем –
Война грозила из-за гор.

Гюзель давно уж часа ждала,
Чтоб двинуть верные войска
В край белоснежного песка.
И это было бы начало
Ею взлелеянной мечты
Об императорской короне,
И о Всевышнем дивном троне,
Лишь для царицы красоты.
…Мятежный князь Ахвалатир
Давно ей не давал покоя.
В его речах лилось такое,
Что был не прочен всякий мир.
Гюзель ждала взросленья мужа,
Чтоб тот войска ее повел
На влекший так к себе престол,
На князя, что не был ей дружен.
Но несмотря на быстрый рост
Ума и силы, словно молот,
Муж у Гюзели был всё ж молод,
Чтобы занять командный пост.
Она, как властная царица,
Лишь повелением своим
Войска вручила молодым,
На коих старцы стали злиться.
Из всех пяти младых князей
Один был избран полководцем.
И лик его лишь только с солнцем
Сравниться мог бы средь людей.
Конечно, это был Драви…
Но обойдя его безродность,
Гюзель всех титулов возможных
Ему дала, как знак любви.
Талант к сражению и храбрость
Смогли утихомирить тех,
В чьих головах таился грех
Убить Драви за власти дерзость.
Но победив врага с налета
Драви не разгромил его.
Лишенный войска своего
Ахвалатир ждал битвы флота.
А время шло неумолимо,
И муж Гюзели воин стал.
В руках он крепко меч держал
И видел, что другим незримо.
Он тоже рвался на войну,
Возглавить преданное войско.
Он был красив, прекрасно, броско,
И славно дополнял жену.
Никто не знал какие силы
Повелевали сим умом.

И в час, когд мир дремлет сном,
Он разверзает чернь могилы.
Гюзель сама боялась мужа,
В нем видя беды для себя.
Но окрыленная, любя,
Она пока по Драви тужит.
Но вот трубят гонцы отвсюду –
Флот вражеский вошел в страну.
И брег морской принес войну,
Мечи сверкают – горе люду!
Драви , в песках страны далекой,
Возвел немало крепостей.
Он из столицы ждал вестей
От милой сердцу, от далекой…
Но вот, со взмыленных коней,
Спустились всадники устало.
Гюзель Драви с войсками ждала
Через каких-то пару дней…
Далек был путь, опасность рядом,
Разбит был флот, все ближе враг.
И с горстью войск ушел во мрак
Гюзели муж, влекомый адом…
Ахвалатир был в упоеньи,
Разбив Гюзели мощный флот.
Спасенье в бегстве ждет народ—
Ахвалатир же жил сраженьем.
Он под столицей уж стоит
С несметным войском из наемных.
И как унять сих неуемных?
Драви скорей к Гюзель спешит.
Но черной силой рыцарь мрачный
С мечом, воздетым над главой,
Понесся, слыша ветра вой,
К врагам навстречу, с кровью алчной.
Их было, может, один к ста,
Ахвалатир смеялся грозно,
Что сдаться – никогда не поздно,
Но мир был создан неспроста…
Гюзели муж, венцом победы
Увенчан до рожденья был,
И бесов неустанный пыл,
Кипел в нем пострашнее бреда.
Из золота его кольчуга
Покрыта кровию врагов.
Наш Демон Зла лишен оков
И каждый нерв в нем злом поруган.
В пылу сражения и стона,
Средь пыли, топота коней,
Среди разрубленных людей
Блестал один наследник трона.

Уже один он – нет в живых
Обычных смертных, что желали
Не бросить край родной в печали,
Погибнув за победы миг.
Никто не знал, какая сила
Спасала от меча того,
Чье несравненное чело
Не примет никогда могила.
Как камень в воду погружался,
Так муж Гюзели сквозь врагов
Прорваться был уже готов,
Когда Ахвалатир примчался.
Сам захотел взглянуть в бою
На воина Златой Кольчуги,
Чей меч разил в враждебном круге,
Спасая голову свою.
Непостижимым всем казалось,
Что меч не задевал его,
Что в осененное чело
Стрела чужая не вонзалась.
Ахвалатир свел в гневе брови,
Почуяв кару тут с небес.
“В него, клянусь, вселился бес,
Который жаждет только крови.”
И он повел коня навстречу,
Где меч сверкающий взлетал,
А опускаясь --разделял,
Главу и молодые плечи.
“Постойте все! Ваш князь пред вами.
Неужто грешный человек
Способен бег безумных рек,
Остановить всего речами?
Иль птиц неведомый полет
Прервет лишь взгляд чьего-то глаза?
Иль ветер стихнет от приказа
Того, кто все равно умрет?..
Пред вами – Ангел или Дьявол,
Но несомненнно лишь одно –
Богами послан к нам, на дно,
Чтобы он всеми нами правил.
Видали ль вы, чтобы один
Прорвал ряды из сотен стражей?
И был бы лик его так страшен…
Скажи нам кто ты, Господин?!.”
Среди застывших в изумленьи,
Внимавших княжеским словам,
Заговорил внезапно сам
Златокольчугий, без движенья.

“Я царь Исхара, муж Гюзели,
Владетель всех ее земель.
Я тот, кто делит с ней постель,
Уж оскверненную доселе.”
“А кто, о, храбрый, нам поведай,
Имеет право на Гюзель?
Кто смел делить еще постель
Царицы, навлекая беды?”
“О, это раб и хам, сын хама,
Внук безродный с детства.
С моей женой он смел развлечься…
И где спастись теперь от срама?
Зовут кругом его Драви,
Начальник войска, враг мой дерзкий.
В словах он и в решеньях резкий,
Но не сносить ему главы…”
“Я вижу, что его деянья
Жизнь изувечили твою.
Я так же ненависть храню,
Богам давал я обещанья,
Что этот своенравный раб
Лишь мною будет уничтожен.
Недаром вынут меч из ножен,
И слышен нервный конский храп!..
Пусть пыль взовьется над пустыней
Когда мы вместе разобьем
Драви и войско.. Завтра днем
Мы встретим их в долине Хиней!”
“Так вот тебе моя рука,
Ахвалатир непобедимый!”
В глазах их, холоднее льдины,
Теснилась ярость – не тоска.
… Драви ж спешил скорей в столицу
От грозной силы защитить.
И стены града сохранить,
А с ними – милую царицу.
И сердце, полное любви,
Ему вторило неустанно.
Гюзель любовного тумана
Испила чашу до зари.
Глаза ее, сквозь шторы ночи,
Глядели с мыслью об одном, --
Любовь ей показалась сном,
Который проходить не хочет.
Но сила Дьявола страшна,
А гнев его – могуч и властен.
И отнимать чужое счастье
Рука бесовская должна.

В пустыне, солнцем обожженной,
Где только змеи и живут,
Где лишь пески дают приют
Костям и мыслям окрыленным,
Сошлись два войска на заре, --
Кольчуга воинов блестела,
Труба на бой призывно пела
И твари прятались в норе.
Глаза Драви сошлись с глазами
Златокольчугого врага.
Злость закипела вмиг тогда –
Навстречу поскакали сами.
Когда мечи их целовались,
Казалось, ядом брызгал мир.
Вой гнева заливал эфир
И снова их глаза встречались.
Сто тысяч глаз, тая дыханье,
Глядели пристально за тем,
Как прогибался крепкий шлем,
Удара выдержав старанье.
Уже и солнце ярким стало,
И кони пали во крови,
Но только был живой Драви,
Меч свой вздымая так устало.
Златокольчугий свеж так был,
Как-будто не было сраженья.
Он весь светился наслажденьем
И вскоре в Драви меч вонзил.
И окровавленное жало
Взметнулось с воплями врагов.
В сей миг лишилось Зло оков
И кровь людская побежала.
Один гонец спастись сумел
И умер на руках царицы.
Явилось изумленье в лицах –
Гюзель лицом стала как мел.
Впервые, через годы жизни,
Гюзель предстала без чадры.
Очарования шатры
Накрыли всех в ее отчизне.
О как была она прекрасна!..
И сколько молодых сердец
В сей миг сразил Амур-стервец,
И скольких сделал он несчастным…
А слезы струйками стекали
Из глаз царевны молодой.
И бесов мимолетный рой
Не оставлял ее в печали.

“А, ты все плачешь, Дочка Тьмы!
Мы так спасти тебя хотели
От чувства мрачного-- постели,
Но видно проглядели мы…
Теперь ты нам и не нужна –
Ахвалатир с Златокольчугим
На старый свет направят луки
И кровь заполнит мир без дна…
А ты же – будешь в муках жизни
Страдать по мертвому Драви,
Пока не кончишь дни свои
В пустой и сумрачной отчизне.
Прощай! Наш сумрак для тебя
Не будет больше утешеньем.
Живи и не ищи спасенья,
Погибшего всю жизнь любя!..”
И одинокая царица,
На небо взор свой устремив,
Растратила непрочный мир
В душе своей, как в клетке птица.
Дни шли, лишь вороны кружили
В саду, когда-то столь живом.
Бурьян порос давно кругом,
Ручей иссяк, погрязнув в иле …
Мир раскололся на куски,
Он был разрублен войском черным.
Ахвалатир – правитель грозный,
Златокольчугий – крик тоски…
Их имена внушали ужас.
И лишь в рассветной тишине
Сверкали копья – на коне
Являлись два могучих мужа,
Как их противники бежали,
Оставив города и кров…
И в муках этих страшных снов
Дни все мрачнее наступали.
Гюзель, сокрытая чадрой,
Коня пришпорила умело,
Умчалась в ночь, а вслед ей пела
Печаль, забытая одной.
И конский топот удалился
В пустыне зноя и песка.
Воды не стало ни глотка
И только вихрь вдали кружился.
Гюзель ушла – неведом путь,
Она искала ту могилу,
В которой Драви спрятал силу
Любви, которой тайна суть.

Когда иссякли силы жизни
Колени пали на песок…
Дыханья нежный волосок
Готовил уж царицу к тризне.
Она, иссушенные руки,
В мольбе тянула к небесам.
Оттуда – хохот, этот срам
Был платой за влюбленной муки.
Она забыта этим миром,
А может, даже, и другим.
С бесовских дел был смазан грим
И в сердце боль надрывной лирой.
Рыданья горло захватили
И стон последний излился:
“Я потеряла всех и вся,
Да и меня все позабыли…
В моей красе был только мрак
И это странное смешенье
Испили те, чьих дней смятенье
В любви ко мне... Случалось так.
Я предавала всех на свете,
И даже милого отца
В могилу я свела в сердцах –
Нет мне прощенья на планете!
Драви убит – мой ангел нежный,
В бою с твореньем Сатаны.
Я создала тех глаз огни,
К челу коснувшись так небрежно.
Я даже не оставлю чада –
Оно не прижилось во мне…
Я преклонялась Сатане
И мне открыты двери Ада.”
И все деяния оставив
Как блажь слепую позади,
Вдруг кто-то ей сказал: “Иди!
Мы, что сумеем – то поправим!”
Она главою повела –
Необъяснимое влеченье
Ее всю бросило в движенье,
И чей сей голос – поняла.
“Господь, Аллах Всевышний – Гды Вы?!
Я не умела никогда
Поверить в Вас – моя беда…
И вот я жну свои посевы…
Я знать желаю, где мне быть
За все, что создано во гневе.
Где гибнуть сладостной Гюзели,
Где чашу скорби мне испить!..”

И перед нею врата стали,
Сверкая пламенно на солнце.
Оббиты златом – сверх до донца,
Хоть верх их облака скрывали!
“Входи! Скорей взгляни на море,
Что плещется за этим всем!..”
Кто речи любит – стал бы нем
Увидев воды моря в горе.
Гюзель шагнула – скрипнув тяжко
Врата пред нею раздались.
Открылась ей и даль и высь
И волн кипящие барашки.
Гюзель застыла – слезы с глаз,
И вой и плач заполнил уши…
Пред ней, у ног, и вместо суши
Лежали кости… Этот пляж
Из крови море омывало,
А в море минареты взмыв,
Стоял Дворец. И кто был жив –
И тех давно, видать не стало.
Вся распрекрасная страна
Была утоплена во крови.
Кто же пережил это горе?
Выходит – лишь она одна.
Гюзель в беспамятстве упала
На груду белых черепов,--
Никто не знает страшных снов
Какие в миг сей испытала.
Но пробудившись ото сна,
Она сбежала от виденья,
Ища в песках свое спасенье,
И где лежит ее страна.
Она скакала дни и ночи,
Когда конь пал – то шла пешком.
Когда лишилась сил – ползком,
Ссушив в слезах прекрасны очи.
Дворец встречал ее в руинах.
И на обломках толстых стен
Она рыдала целый день –
Нет больше власти исполина,
Нет ничего, к чему она
Стремилась глупо, безрассудно…
Очнуться от кошмара трудно,
Тем более – кошмар без дна.
И сил остатки обнаружив
Она пробралась в темный зал,
Где Бес ей мессы назначал,
И был Гюзели в мраке нужен.

Она три ночи провела
Читая пыльны фолианты,
Рассыпав по полу брилльянты
И травы с травами брала.
И гимны странные читая
Варила сладостный отвар,
Что мог спасти ее от чар –
В сей миг она была другая.
А Бог Всевышний все взирал
На эти тщетные усилья.
Он выдал ей святые крылья
И все надежды возлагал.
А по земле блуждает крик…
Златокольчугий правит ад
И шлет безжалостных солдат
С Ахвалатиром на живых.
И убивает беспощадно
Кто вдруг противиться решил.
Кто сдался -- в рабство обратил,
И пахнут мысли его смрадно.
Нет ни страны, нет и окраин
Где не были б его войска,
Где б кнут плетенный не ласкал
Тех, кто пленен был или ранен.
И в этой черной страшной мессе
Златокольчугий преуспел.
И все, казалось бы, успел,
Как вдруг он перестал быть весел.
Внутри его зашевелилось
Неясное ему пока,
Что вряд ли боль, или тоска,
И что вдруг светом засветилось.
Он захотел Гюзель позвать!..
Чтобы очам его предстала,
Чтобы женою снова стала –
И как же с этим совладать?!.
И он гонцов по свету бросил,
Чтобы нашли ее живой,
Не то – простятся с головой.
А коль найдут – что хочешь просят!
Ворча от странного приказа
Нукеры верные его,
Не в силах сделать ничего,
Мир изучали в оба глаза.
Гонцы Гюзель застали в келье
У одинокого огня.
“А,кто-то хочет знать меня?..”—
Слова ее звучали трелью.

“Тебя желает видеть муж—
Ведь ты раба его по праву!”
”Боюсь,что будет не по нраву
Ему отказ мой…” ”Верно,уж,
Коль мы вернемся одиноки,
То не сносить нам головы!
Прости,коль в чем мы не правы,
Но не минуть тебе дороги…”
И грудью полною вздохнув,
Глаза потупив в безучастье,
Гюзель сказала: ”Коль несчастье
Меня ведет не отдохнув,
Я повинуюсь вашей воле,
Куда вам надо—я пойду…
Лишь дайте увидать звезду,
Что появится ночью вскоре.”
Гонцы не видя ничего
Опасного в ее деяньи
Кивнули,согласясь,главами
И отдых взяли от всего.
Гюзель звезды небес дождалась
И как знамение судьбы,
Впитала в волосы свои
Сиянье,что с звезды стекалось.
Оно наполнило Гюзель
Невероятной дивной силой.
И вспомнила Драви могилу—
И свет сей сердце отогрел…
А поутру они собрались,
И через пару долгих дней
Судьба проверку дала ей—
С Златокольчугим повидались.
Он стал приветлив странно к ней,
И лишь Гюзель ту правду знала,
Что час пришел,который ждала—
Судьба сейчас вершилась ей.
Дурман речей,что в келье дальней
Гюзель читала,в трансы впав,
Сейчас же стал как прочный сплав
И замерцал в груди печальней.
Она все сделала сама –
Златокольчугому злодею
Она повесилась на шею
И ночь промчалась без ума.
Всю страсть, что людям необычна
Она излила из себя.
Всю ненависть в тот час любя
Она родила местью личной…

Златокольчугий ото сна
Очнулся странно отрешенным.
Казалось, что он был влюбленным,
А символ страсти – лишь она.
Так продолжалось дни, недели
И пыл все яростнее рос,
Из глаз кровь ли’лась вместо слез,
Но все свершилось как хотели.
Златокольчугий как свеча,
Что ветром яростным задулась,
Стал безразличен, слаб и юность
Как бы угасла на плечах…
Он не желал ничьих советов,
Войска теряли пыл былой…
И ночью, бросив все, порой,
Сбегали в тени минаретов.
Оттуда – к женам шли, домой,
Чтобы поля пахать в покое.
И изменение такое
Ахвалатиру – злобы вой.
И вот, пытаясь все поправить,
С друзьями стал он речь держать.
“Златокольчуго – прогнать,
Не то он дело все отравит…”
Не зная, как его убить
Они хотят имперью строить.
А коль кого-то не устроит –
Прекрасно знали как тут быть!
Гюзель же наблюдала зорко
За переменами внутри.
“О, Господин, – глаза протри--
Ахвалатир всё смотрит волком,
Не повинуется тебе
И вижу я – недоброй волей
Он замышляет дерзость, что ли,
Чтоб поменять твой след в судьбе.
Будь осторожен с ним – он скрытен,
Порою, грезит трон отнять…
Я даже слышала, опять –
Он в заговорах часто виден!.. ”
“Он же ничтожный смертный червь…
Я, на груди его пригрев,
Бояться должен?”
“Он боится,
Он опасается тебя,
Он говорит, что ты стал слабым,
Что надо отыскать управу
И сделать из тебя раба…”

От этих слов Златокольчугий
До боли сжал свой крепкий меч.
“Его глава скатится с плеч,
И та же участь – всей прислуги!.. ”
Ахвалатир был схвачен вмиг,
А с ним – кто был лишь с ним согласен.
Коль предал ты – закон безгласен
И кроме смерти – только стих.
Казнь состоялась – пыл улегся
И в этот странный, дивный час
Гюзель все сделала для нас,
Чтоб я с сей рифмой не осекся.
Собрав энергию любви
С огнями звезд, что нам сверкают,
Что нас встречают – провожают,
И снова светят до зари,
Гюзель ладони протянула…
А с них – как молнии небес,
Как волн ритмичный, бурный всплеск
Вся святость Ангела взглянула.
И в сей чарующей красе,
Сверкая белыми крылами,
Горя прекрасными глазами
Спаситель по¢ плыл по росе.
И над главой жезл вознесенный
Он опустил… И адский крик
Во все создания проник –
Златокольчугий пал сраженный.
“Ты прощена!..” – Спаситель молвил,
А утомленная Гюзель
В траву упала, как в постель
И мир наполнился безмолвьем…

И образ Ангела расстаял
Перед очами всех живых.
Их всех, застывших и немых,
Сейчас мой странный стих прославил.
Гюзель они подняли нежно
И отнесли на царский трон.
И после пышных похорон
Веселье полилось безбрежно.
Гюзель невидима для нас,
Но ищем мы любовь и ласку,
Готовясь выслушать хоть сказку
В тяжелый испытаний час.
Как дети вечного бессилья,
Стремясь иметь не что у всех,
Мы ударяемся во грех,
Наткнувшись на страданий колья…
Но это сказка – и конец,
Конечно, должен быть счастливым.
Гюзель соединилась с милым
В других мирах для их сердец.
И света яркие потоки
Сошли на землю в тот же миг.
С тех пор неудержим наш крик,
Когда любви питают соки
Тот чахлый древа жизни ствол,
Который позабыл о солнце,
В котором радость – лишь на донце,
А злобы червь в листву вошел.
И поедая крону древа
Чернеют мысли, сон нейдет…
Любви давно пришел черед
И пусть мы не Адам и Ева…