Во все века, так намечалось и так будет,
казнить людей, порою проще, чем жалеть,
и пусть господь за все грехи иных осудит,
менялась власть, но палачей им не стереть.
Он был подарком седовласого барона,
большой игрушкой в старых немощных руках,
ему плевать на то колпак или корона,
важнее было разобраться в их грехах.
Он выбивал из всех признания и правду,
свой жалкий хлеб, он зарабатывал сполна,
усладой был на ликование народа,
когда с преступника летела голова.
Его не мучили ни совесть, ни сомненья,
''так нужно Богу’ ‘ - каждый раз себе шептал,
в душе ни капли состраданья, сожаленья,
без боли в сердце грешных небу отдавал.
Но дни бегут, меняя время и законы,
король в мятеж, как угорелый окунулся,
но проиграл, его казнили ранним утром....
он не жалел, а лишь тихонько улыбнулся.
Куда потом, палач пропал, никто не знает,
быть может, двор какой нибудь к себе принял,
и в нем теперь ''подвалом смерти'' заправляет,
огнем пытает неудавшихся менял...
|