ПРИЗНАНИЯ ХАРЬКОВСКОГО ВИЙОНА (3)

(Поэма-мистификация о никогда не существовавшем харьковском поэте. Всё, описанное в ней, исключительно плод фантазии автора)

Карнавальную ночь мы смотрели на летней площадке,
В клубе Ленина краткий устроив привал.
В Людку Гурченко я, как и все, был влюблён без оглядки...
Так зачем на беду я в тот вечер тебя увидал.

Между предками шла: боров-папа и стройная мама .
Я оставил ребят и ушел за сияньем твоим…
В проходные дворы завела меня детская память – Листья жгут - сладок мне горькой влагой пропитанный дым.

Вновь встаёшь сквозь года - всё в обтяжку - сапожки и ляжки,
Полушубок распахнут, и свитер - сверкающий тигр.
Я с младенчества вор, ну а твой слишком честный папашка
Мне с балкона орёт, чтобы я отвалил и затих.

Я в отпаде - застыл, предо мной ты стоишь неземная.
Бесполезно описывать - выйдет сплошное не то.
Как к тебе прикоснуться?- И сегодня я даже не знаю.
Легче банк грабануть и уйти от облавы ментов.

Как последний пижон, вёл за ручку тебя до подъезда,
Всё о книжках бубнил и, как спичка, сгорал от любви.
Разве мог я посметь утащить за собой тебя в бездну?
Отвалил - только счастливы ль годы твои?

Третий муж - не подарок - и старый, и грязный, и пьяный -
Хочешь сразу с балкона, а хочешь по лестнице вниз?
Только, знаешь, давно просветлели черты уркагана,
И папашка бы твой не узнал меня нынче не в жисть.

Обхожу твой подъезд - там другие дворы, в них другие шалавы.
От случайной любви и от спирта не раз я блевал...
Первой, с кем переспал, оказалась соседская Клава.
Часто тискал, но помню - лишь раз целовал.

Она тихой была - не любила спиртное,
От моих матюгов заливал ее стыд,
В двадцать пять удавилась, расхотев быть завмагской женою,
А завмаг через год был за что-то дружками убит.

Но довольно об этом... У Вальки был смех непристойный,
Он меня доставал среди жаркой постельной возни.
Звонким ржаньем журча, вырывался на волю из стойла:
-Ну, кусни, - подставляла себя, - ну, кусни!

Обалденными были ее длинные стройные ноги,
Водопады струящихся светлых волос,
Ложем наших забав был диванчик убогий,
Но на крыльях любви мы взлетали до звезд.

Ах, любовь!- Олдингтон восклицает с усмешкой.
- Ах, любовь!- вслед за ним повторяю с тоской.
Длится матч, и в ферзи пробивается пешка.-
Я оставил Госпром и ушел колесить по Сумской…