Погасла лампа, ночь в деревне,
Дед вышел: "Я, внук, покурю..."
А я смотрю на шкафчик древний,
По моему календарю.
И на его истертой крышке
Без цвета фото давних лет.
Не объектива и не вспышки,
Когда был дед еще не дед.
На нем: машина в грязь вгрызаясь,
Куда-то тащит пушки ствол,
И в руль, до судорог вцепляясь,
В кабине....
Дед домой пришел.
Я вздрогнул.
Смотри, смотри, не бойся мальчик,
Отгромыхала та гроза!
За пядь земли, за каждый пальчик
Стояли....
Дед закрыл глаза.
Я был тебя постарше годом,
Но в школу толком не ходил,
Волна нависла над народом,
Жестоких беспощадных сил.
И я в чем был, с дырой в кармане
На фронт стоять за мир, за мать!
Но прежде, на секунду к Ане,
Что бабушкой сегодня звать.
Она кричала:
Ты что же, Ванька, брось дурное!
Ты что совсем с ума сошел?
Нельзя, нельзя такой ценою,
И поезд... вон, уже ушел!
Постой, прошу, останься, Ваня!
На рельсы лягу, слышишь, стой!
Война не встанет между нами,
Вернись, прошу.... вернись, живой.
Я обещал.
Дал бог поведать эту долю
И до сих пор еще остры
Воспоминанья ран и боли
И голос… Голос медсестры.
Он звал:
Держись солдат, я здесь, я рядом!
Как без тебя нам тут? Никак!
Не устоим под этим градом,
Не свергнем в будущем Рейхстаг!
Держу за руку. Если что-то,
Ты только пальцем шевельни,
Сама пойду на эти дзоты,
Кричать своим: «Пальни! Пальни!»
Пальни по вражьему отродью,
Коси их плотные ряды!
Ну вот… тебе полегче вроде.
- Воды….
Воды?! Скорей воды!
В кровавой буре, как в кошмаре.
Он до сих пор тревожит сон.
Как на расстроенной гитаре,
В душе осколков перезвон.
Кто им залечит эти раны?
Где будем, коль придет беда?
Нам хоронить их еще рано,
Они живые. Вечно. Да.
Ложись-ка внук на боковую,
Цветные пусть приснятся сны,
Но в черно-белых фронтовую
Картинку в памяти храни,
Чтоб не смешали это небо,
С постылым страхом черных дыр,
Чтоб ты на месте деда не был,
Храни и карточку и мир.
|
|