(Без)различие.
Каждый час,
или, может быть, даже чаще,
наверно, чтобы казаться старше,
они выбегают курить
в тонких куртках,
стоят в окружении сотен окурков,
совершенно уже не заботятся о легких цвета асфальта.
И мне их не жаль.
А может быть чуточку жалко…
Они пропивают все выходные в дешевых клубах,
и кашель сваливают на простуду.
Им точно не тридцать,
быть может по двадцать, по двадцать пять,
но никак они не выглядят на пятнадцать,
успевшие разочароваться,
порвать с десятками бывших пассий.
И мне, наверно, чуточку страшно,
как они в этом же темном клубе,
пьяные,
неумелые
целуют друг друга,
совершенно не думают, что надо бы предохраняться…
Ее будет рвать,
когда он будет курить на одной из станций.
А маленькой будущей маме
через два года только будет шестнадцать.
Она будет бегать за ним,
как за хозяином глупая шавка.
Он будет курить, равнодушно слушая,
как она выливает душу.
Потом что-то скажет, –
она послушает –
к нему такие прибегали довольно часто,
предлагали стать папой,
но он умел отказаться.
Чтобы родители не погнали из дома,
она,
прикрываясь подругой,
будет стоять у роддома,
думать о том, что могла бы быть тоже матерью,
но ребенок – обуза сейчас ей, такой маленькой…
И я снова вижу,
как совершенно непохожие на меня
покупают то, что позволено лишь детям за восемнадцать,
и мне все больше хочется от них отличаться.
|