Я строила баррикады Свирщиньская Анна

ПОСЛЕДНЕЕ ПОЛЬСКОЕ ВОССТАНИЕ

Оплакиваю час
Когда всё началось,
Когда прозвучал первый выстрел.

Оплакиваю шестьдесят три дня
И шестьдесят три ночи
Боев. И час
Когда всё закончилось.

Когда на месте, где был миллион людей
пришла пустота по миллиону людей.

СООРУЖАЯ БАРРИКАДЫ

Боялись, мы, сооружая под обстрелом
баррикады.
Трактирщик, любовница ювелира, парикмахер,
Все трусили.
Упала на землю служанка
Тащившая камень мостовой, боялись мы сильно
Все трусили –
Сторож, лоточница, пенсионер.

Упал на землю аптекарь
тащивший двери уборной,
трусили всё сильней,
портниха, трамвайщик
трусили все.

Упал мальчишка с колонии
Волочивший мешок с песком,
Следовательно боялись по-настоящему.

Хоть никто и не принуждал
Сооружать баррикады
Под обстрелом.

ЧИТАЛИ СЕГОДНЯ ГАЗЕТКУ

Читали сегодня газетку – сказал слесарь,
Весь мир идёт к нам на помощь,
Через неделю всё кончится, у моей старушки
Именины, приглашаю
Весь дом на праздник –
Сказал слесарь.

ЧЕЛОВЕК И МОКРИЦА

Я выживу.
Найду какую-нибудь глубокую яму,
запрусь, не пущу никого,
вырою в земле яму,
зубами выгрызу кирпичи,
спрячусь в кладке, проникну в кирпич,
как мокрица.

Все умрут,
а я выживу.




К МОЕЙ ДОЧКЕ

Доченька, я не была богатыркой,
Баррикады под обстрелом сооружали все.
Но я видела богатырей
И об этом вынуждена поведать.

МАЙОР ПРИКАЗАЛ

Приказ быть должен доставлен в течение часа –
приказал майор.
Невозможно. Там ад –
отвечал подпоручик.
Пошло пять курьеров,
дошел лишь один.

Приказ был доставлен в течение часа.





ЕЁ СМЕРТИ ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ

Умирая в крови на мостовой,
откуда-то знала она, что она умирает.
Еще так непроницаемо заполненная молодостью
что даже смерть её была молодой.

Не умела умирать. Ведь умирала
впервые.

ЩЕНОК

Когда начал утром выставлять во дворе
бутылки с бензином
сторож ругался как проклятый.

Щенок ему вывалил свой язык
до пояса.

Вечером его принесли солдаты,
поджегшего танк.

Сторож уже ругался чуть тише
копая неглубокую яму
щенку.

ПОСЛЕДНЯЯ КАПЛЯ ВОЗДУХА

Влюбленные умирали
в заваленном погребе,

Где воздух уже закончился,
а смерть
забыла сказать
кто кому отдал
последнюю каплю воздуха.

ЗЕМЛЯ И НЕБО

Столько здесь было крика
кричали самолёты и огонь и горе
кричало до облаков
бешенство.

А сейчас молчат
земля и небо.

МОЁ СМИРЕНИЕ

Падала на землю смиренная,
Настолько смиренна, что даже невидимая,
Настолько смиренная что меня просто нет
Перед мученичеством
Сверх моей меры
Которого не ощущаю достойной
Быть даже свидетелем.

ХОТЕЛ СПАСТИ ЕДИНСТВЕННОГО СЫНА

Хотел спасти единственного сына.
Сбросили немцы листовки,
предлагая сдаться,
оба пошли сдаваться
листовки в руках.

Немцы погнали их перед танком,
Танк двинулся на польский госпиталь,
Оба погибли от польских пуль,
Потому что хотел спасти единственного сына.

ДВАДЦАТЬ МОИХ СЫНОВЕЙ

В моей палате
лежит двадцать солдатских животов.
Разорванные, в крови
сражаются сейчас
за жизнь.

Знаю их всех наизусть,
днём приношу им утки и мою их кал.
Ночью мне снится
что приношу им утки и мою их кал.

Если же кто-нибудь из животов
в моём умирает сне,
вскакиваю
и на цыпочках подхожу к кровати.

В моей палате
сражаются зубами с небытием
двадцать моих сыновей.

ЖИВЁТ ЧАСОМ ДОЛЬШЕ

Младенцу два месяца.
Доктор сказал:
без молока умрёт.

Мать пробирается целый день по подвалам
на другой конец города.
На Черняковой
у пекаря есть корова.
Танки на брюхе,
среди щебня, болота и трупов.

Приносит три ложки.
Младенец живет
часом дольше.

НЕ ИМЕЛ ПАЛЬТО

Солдаты шли в плен,
люди смотрели молча,
люди стояли в молчаньи
с двух сторон улицы.

Самый младший солдат не имел пальто,
Женщина подбежала с пальто
Жандарм преградил ей дорогу
Бежала и плакала.

Люди смотрели молча.
Солдаты шли в плен
Самому младшему было
Десять лет.

ПУСТЬ СОСЧИТАЮТ НАШИ ТРУПЫ

Ты кто первым отдал приказ «К бою»
сосчитай теперь наши трупы.

Пройдись вдоль улиц
которых нет больше сквозь город которого нет
считай недели считай месяцы
считай аж до смерти наши трупы.


РУБАШКА ВОССТАВШЕГО

Рубашка восставшего завшивленна
Воняет смрадом каналов.
Смердит потом молодости
Потом битвы и страха.
Хотела я её выстирать
Только нет у меня воды
И медного таза нет для воды
И дома для медного таза.
После в рубашку впиталась кровь
И тогда люди
Дали другую мне, чистую
Когда его клали в гроб сбитый из белых досок.

В БОМБОУБЕЖИЩЕ ОЖИДАЯ БОМБЫ

Трясусь, поджимаюсь,
закрываю глаза,
заслоняю глаза,
молюсь и молчу,
свой прислоняется к своему, чужой к чужому,
жена прислоняется к злому мужу,
злая дочка обняла мать,
пьяница шепчет: Прости меня, Боже.
Всех открывает тревога,
смыкает тревога,
очищает тревога,
в небо восходим все вместе
в небо тревоги.

ЧЕТЫРНАДЦАТИЛЕТНЯЯ САНИТАРКА ХОЧЕТ ЗАСНУТЬ

Если все пули на свете
попадут в меня,
тогда уже не смогут попасть ни в кого.

И если б я умерла только сразу
за всех людей в этом мире,
что бы они не должны были уже умирать,
даже Немцы.

И чтобы люди совершенно не знали,
что я умерла ради них,
что бы не было им печально.