22 ИЮНЯ

Слава мужа - жена,
но она остается невестой
под мои письмена,
предварившие волны оркестра,
я с рождения знал
вкус победы, спасенная Вика,
над иллюзией сна
в благодати Священного Лика.

И идет по земле
знаменательный говор новаций,
чтоб остаться в семье
на пространстве любых регистраций,
нужно веровать в то,
что ты делаешь или глаголешь,
если только авто
до Эдема нанять не неволишь.

Вы похожи порой
на певицу французских шансонов,
только порох сырой,
говоря языками раздоров,
благо чья-то рука
обладает, душевная Вика,
непонятным слегка,
но таким очевидным блицкригом.
....................................................

А сегодняшний день
вынуждает сидеть под навесом
и смотреть на плетень
с неподдельным живым интересом:
как покажется танк -
батарея, огонь! - и довольно,
возводящая в ранг
мимолетных домашних викторий.

И спасибо за миг
исхожденья в эстраду Гаронны,
где любовный блицкриг
воспевают супруги Голоны,
а еще за привет
в артистическом абрисе ига
равнозначных побед
или плена, эфирная Вика.
........................................

Так магнит-микрофон
прибирает к груди или горлу
весь наш внутренний тон,
что по сути душевное порно,
ибо фраза и звук
обретают значение членов,
выходящих за круг
ничего не решивших примеров.

Образцов немоты
или даже приятной зарплаты
за доставку воды
в догоревшие русские хаты,
где чудак-человек
ожидает от вас не названий
событийных помех,
но воистину сольных дерзаний.

Вот начало войны,
как она мне запомнилась в Риме,
я тогда у жены
попросил себе пост Муссолини,
мне сказали: пойди
и сражайся за Родину неба!
(Ну, а что до груди,
то она заживает, Победа.)

Я ответствовал: Есть!
И уже со второго июля
сберегал Божью Весть,
во штрафном батальоне воюя,
где был вскоре убит,
но потом почему-то проснулся
и увидел: горит
полпланеты во славу Иисуса.

Голубая вода
из-под кранов невидимых крезов,
что нам было тогда
до седых Нюренбергских процессов,
мы желали от вас
только веры, надежды и воли
на святой Ренессанс
восхитительной мирной любови.

Это муза моя
приоделась, как девушка мира,
что встречает меня
на перроне московского клира
не с букетом цветов,
ибо это не в стиле солдата,
но с рассветом садов
в глубине затаенного глада.

Только очи ея,
только дивные девичьи очи
охраняют меня
от отчаянья тех одиночеств,
что испытывал лишь
часовой на планете Венера,
где закатная тишь
не находит себе кавалера.

О, Виктория... я
точно знаю, что реинкарнаций
не бывает в краях
молодых безземельных новаций,
это просто душа
помнит Рай и пути поднебесья,
где она не спеша
постигала основы конфессий.

Это та же душа,
да и тело, наверное, то же,
но не точит их ржа,
потому что они точно Божьи,
но не в смысле красы,
совершенства, а в смысле задачи,
данной мне под Часы
Литургии в Бытийственном... значит -

Причащения Тайн
на заре благодати Завета,
где любимый комбайн
пожинает пшеницу поэта,
и читает с листа
мои песни блаженная Вера,
и глаголы Христа
поднимают растущее небо.

Там мой дом... там мой стол
и пенал первоклассника, Вика.
Там невиданный ствол
Древа Жизни в преддверьи каникул,
там мой друг Херувим
с огнеметом великой любови
охраняет Салим
от любых неподобных историй.

Там супруга моя,
там надежда моя и опора,
там такие края,
что не помнишь о плоти хардкора,
там мои небеса
пред очами любимого Отче,
как бы я ни писал
и кого б ни приветил заочно!

Весь Эдем приходил
на мои молодые концерты:
все жнецы как один,
вся Святая Соборная Церковь;
все мои воробьи,
все голубки мои и колибри,
все поэты любви,
все девчонки с крылами молитвы!

И Господь похвалил
мою песню про Райское Древо,
и я стал от любви
походить на глаголы припева.
А в припеве стоят,
а вернее, растут благодарно
Красота и Заря
вдохновенного Божьего Дара!

...Вот такая война.
Вы простите меня за длинноты.
Это наша цена
за любые духовные ноты,
исходящие из
благовонного мира эфира,
чей высокий карниз
вдохновляется качеством мира.

Вот и мир на земле...