Хоть 21 – ый, хоть Средневековье,
Хоть сумрачный пещерный неолит.
Мешки костей дымятся в лужах крови,
Мешки для денег «отливаются в гранит».
В эпоху демократов либеральных,
Гуманных блицев, поголовности свобод
Рыгает чудище, и липнет смрад оральный
На белый от натуги небосвод.
Что жизнь в войну – игра на выбыванье.
Бумажки, резолюции, протест.
Из грозных уст с усталым состраданьем:
«Мы просим наконец конец».
Простая жизнь - ты отсыревшей спичкой
В порядный рост в помятом коробке.
Сорвётся сера, след загнув в кавычках,
И ночь ладошкой хлопнет по щеке.
Джедаи газотрупных, отводящих трубок
Проткнули миллиардный капилляр.
За каждый час в минутах чернозубых
Заплатят не распятые в напалм.
Политики в алмазных крошках «гео»,
Надвинув изуверский капюшон,
Толкают в пропасть. Рюмочная смелость,
К глазам экраны, к пальцам телефон.
Святые лица с выражением «убили».
Совсем немножко. Только восемь человек.
Мы так привыкли пировать в могиле,
Что смерть далёкую проглотим на обед.
Не ноет сердце. Улюлюкаенье толпы
Набило пухом все вопросы, все ответы.
Один вопрос – Готов ли ты, когда становище сгорит,
Прощать закон. Родные не убиты.
От края детских рук
До вен рукопожатий юных.
Пядь в русых, темных, теплых волосах.
За дрожь губы, за Дом пробьёт минута
У края мира. В розовых слонах.
|