Страданье плоти на брусчатке мостовых

Страданье плоти на брусчатке мостовых.
Большой любитель выпить на троих —
сосед не прячет лагерные татуировки.
Квартира шик — рассадник гриппа и чахотки,
и треснут стакан дешёвой, мутной водки.
Порою кажется, что вновь окажемся в беде,
при черном входе, застыв на старом сундуке.

Былое на семи холмах, бульварное кольцо.
Рожденный принцем черный Джо
(он с берега слоновой кости)
не прячет от удивленной толпы лицо.
Под вечер в суете прожорливая мошкара,
припудрен впалый нос и кровь разведена,
чужой лопатник готова покусать всегда.

И не спасут калоши и зонты под ливнем лжи,
Несбыточны мечты, перед глазами миражи
а на асфальте расходятся неясные круги.
небесной манной сполна, оплачены долги.
На танцплощадке безобидные проделки.
Дома стареют уставшие от страха предки
и дед, не раз бывавший в перестрелке.

Вновь без наживки ловишь грязь в толпе.
А завтра ? — На кофейной гуще в ворожбе,
увидишь себя на каменной тропе.
Блестит болонья на клетчатой подкладке
как повелось с душой — не все в порядке.
Приподнят воротник — надуманный престиж,
Не знаешь толком: За что, кому ты мстишь ?

Стучит по нерву измена крокодильих слез,
и в кадре не утешительный прогноз.
И плоть, для утоленья ненасытной жажды,
— отдаться на поругание готов не каждый.
Тупик — так повелось, и нет пути назад.
Все злее и ненасытней похотливый враг
кобель убогий, в стае дворняг — вожак.

А злоба утра витала над белыми хребтами
море загубленных кремлевскими вождями,
Холодная, солдатская кровать.
Оплаченным статистам в века не сосчитать.
Всех судеб из кривых Арбатский переулков,
Я вспоминаю сестер с соседнего подвала,
они в Израиле в солдаток созревали.