Я долго думал: отвечать Туманову на его высокомерное «Ну и?» (адр#ti-poet/stih.php?b=293700) или всё оставить, как есть. Но меня подтолкнул отзыв Ласкина (большое ему спасибо). Его правота несомненна. Проводить параллели можно, конечно, какие угодно – «пипл все схавает».
Да, в 1924 году встречались в Чехии Набоков и Цветаева, даже более того, после отъезда МЦ во Францию родственники Набокова заселили квартиру, ранее занимаемую Мариной. Однако эта встреча не сблизила двух литераторов. В 1929 году Набоков дважды резко негативно отозвался о публикациях МЦ. В рецензии на журнал «Воля России»: « …М.Цветаева пишет для себя, а не для читателя, и не нам разбираться в ее темной нелепой прозе», и в газете «Руль» относительно «Тезея»: «… вызывает только недоумение, сильную головную боль, да чувство досады за талантливую поэтессу, развлекающуюся темным рифмоплетством». Вот Вам отношение Набокова к МЦ – прозаику и МЦ- поэту. В отличие от Набокова, МЦ лишь единственный раз (и то в частном письме, а точнее, на его полях) высказалась о рассказе Набокова « Весна в Фиальте» как о скучной и никому ненужной вещи. Ну, не понравилось ей то, о чем Набоков написал, заметьте: ТО, а ни КАК.
Соперничество предполагает двустороннюю канитель. А где в этом процессе Цветаева? Да нет её. И скорее всего потому, что к творчеству Набокова она была равнодушна. Не в характере Марины - таить камень за пазухой. Цветаева всегда открыта и пряма. Она иногда даже шокировала окружающих своей прямотой, выставляясь не в выгодном свете, в ущерб себе, подобно случаю с конкурсом под председательством Адамовича. И Цветаева, и Набоков оказались в сходных ситуациях, но как они по-разному себя повели.
Я не берусь сравнивать их как прозаиков, но что касается поэзии, Набоков и рядом с МЦ не стоял. Мне кажется, что этот факт каким-то образом задевал его. С этой точки зрения интересна мысль Бродского: «За малыми исключениями, все более или менее крупные писатели новейшего времени отдали дань стихосложению. Одни - как, например, Набоков - до конца своих дней стремились убедить себя и окружающих, что они все-таки - если не прежде всего - поэты.
Неизвестно, насколько проигрывает поэзия от обращения поэта к прозе; достоверно только, что проза от этого сильно выигрывает.
Может быть, лучше, чем что-либо другое, на вопрос, почему это так, отвечают прозаические произведения Марины Цветаевой. Перефразируя Клаузевица, проза была для Цветаевой всего лишь продолжением поэзии, но только другими средствами (т. е. тем, чем проза исторически и является)».
Пройдет какое-то время и в своем первом англоязычном варианте «Других берегов» Набоков упомянет МЦ не только как приятного спутника в прогулке по пражским холмам, но и как гениального поэта, что не помешает ему в дальнейшем в русском варианте убрать эту оценку. Более того, в 1952 г он откажет издательству им. Чехова (США) в написании предисловия к избранным сочинениям МЦ. Я не думаю, что это поэтическая глухота писателя. Гораздо больше похоже на обыкновенное человеческое довольно-таки неприглядное чувство. Тем более что в 1957 г. он горячо благодарит Г. Струве за присланную им книгу МЦ «Лебединый стан»: «…Честь Вам и слава, что не дали пропасть этим талантливым останкам». А чему удивляться, если он в течение жизни трижды перекраивал свою автобиографическую вещь, подобно нашей стране, которая каждый раз с приходом очередного правительства переписывает историю заново. Так обычно поступают люди, стремящиеся свое прошлое подогнать под новые веяния. Для этого слово мудреное придумали – переосмысливание. Хотя как не переосмысливай – поезд уже давно ушел.
Так что партия Цветаева – Набоков, как мне кажется, не состоялась. Вернее и не затевалась. Он и Она в одно и то же время были (и остаются) отдельными, самостоятельными, независимыми (насколько это возможно) планетами в пределах одной солнечной системы, называемой русской литературой.
|
|