"Чеховская" полнится слезами,
"Ясенево" стонет вдалеке,
даже "Менделеевской" сказали,
что она одна теперь в руке
города и мира и не-мира,
Юрий Долгорукий заскорбел,
Храм Христа глядит куда-то мимо
и Арбата и кремлевских стрел.
Да и на Воровского грустнее,
словно на Каляевской весной,
в Моссовете плачет Саломея,
вроде и ребенок ей не свой.
Маяковский выспренным Колоссом
по ночам глядит сквозь времена,
прозревая непохожий Остров,
где поэт, дочурка да жена.
"Дмитровка", за нею Хуторские,
Храм Святого Митрофана ввысь,
вы меня простите, мы - морские,
субмарины русские, кажись.
Никого, поверьте, не обидим,
не унизим и не оболжём...
Милые! Живите, как хотите.
Просто я душою обожжён -
от житья в гордынном и тщеславном
мире или городе-селе.
Но за всё пребуду благодарным
каждой вашей свадьбе в серебре,
каждой чистой или каждой грязной
женщине, общавшейся со мной.
Ну а что мы иногда и вязли
в русской речи - это путь ЗЕМНОЙ.
Путеводной нитью Метростроя
можно лишь по кругу целый век.
СтОит ли? Да, думаю, не стОит.
Лучше чистый воздух или снег.
Ну, прощай, столица дорогая!
Больше не увидимся... прости,
если позабыл ключи от Рая
я в твоей натруженной горсти.
Ты повесь их, где висят доселе
от отельных зыбких номеров
ключики для мужа и мамзели
из иных красивых городов.
А меня прости, прости за то лишь,
что живу иначе и пишу.
Что ЛЮБЛЮ И ВЕРУЮ...
...Ты помнишь?
Нет, не помнишь. Я и не прошу.
|