ВЕЩЕЕ СОМНЕНИЕ
Хрипит закат, в крови утопленный,
и пепел сеется у звезд…
Через столетья слышу вопли я
горящих киевских берез.
И вижу лица я надменные
моих прапрадедов — татар,
а рядом пленники согбенные:
и стар и млад, и млад и стар…
Над церковью над Десятинною
давно завис вороний грай.
Конец. Безудержной лавиною
растоптан Ярослава край.
Но почему такой усталостью
задернут властный взгляд Бату:
его мечта не знала жалости,
мечом он подгонял мечту.
Глаза спокойным безразличием,
как сном, напоены его.
В погоне вечной за величием
все получил — и ничего.
К ногам владыки сносят воины
иконы, ризы и кресты…
Грабеж у сильных узаконенный —
часть исполнения мечты.
Но как понять их, нераскаянных
(упрям здесь каждый урусит,
как совесть раненой Руси),
сраженных насмерть, заарканенных?
Быть может, в первый раз сомнение
коснулось ханского чела,
он понял, может, на мгновение:
Русь станет крепче, чем была.
|