Рожденный дикарём.

В том мире не плетут венков,
Не ищут повода смеяться,
Там люди больше, чем волков
Объединения боятся.

Они ведут обширный спор
О том, как жить им будет хуже.
Смех детский не наполнит двор,
Ни у кого души нет суше,

Чем у народа тех земель.
Они свободу помнят смутно,
Предпочитают ей тоннель,
Рабами быть им так уютно!

Им полюбился женский плач,
Мужская ругань до рассвета,
Бича жестокий, быстрый скач
По спинам, где уж кожи нету.

Стенанья в радость дикарям,
Слепая ненависть и боли.
Везде их крик: и тут, и там.
Вам правда так приятно горе?

И сжалось сердце у меня
От непосильной тяжкой муки.
Мне жаль бывает дикаря,
Но сам себе связал он руки.

Его устроило вполне,
Что жизнь походит на забвенье,
Что при погаснувшем огне
Во мраке ждет его томленье

И может длится много лет.
Он потеряет их бесследно.
Но в жизни будет столько бед...
Неужто это незаметно?

А если вдруг когда-нибудь
Вернется разум к бедолаге,
То сердце сдавит сильно грудь,
И он напишет на бумаге

О том, что в жизни упустил,
О том, о чем сейчас жалеет.
Как быстро к счастью он остыл?
И что теперь его согреет?

Вернется ли когда-нибудь
К нему ребяческая радость?
«Эй, хватит! Лучше уж забудь!
Не видишь? Жизнь такая гадость!» -

Заверит бедного отец,
Что никогда не ведал счастья.
И для него, увы, конец
Итак понятен. Но в ненастье,

Сквозь бурю, снег, метель и лед
Беги, дикарь! В тебя я верю.
Твой разум не надломит гнёт,
Ты для себя откроешь двери

В мир счастья, радости, любви.
Пойдем со мной, я буду рядом.
Ты так напуган... Но смотри!
Только окинь всё это взглядом!

Прекрасный, яркий чудный мир!
Стремись к нему ты всей душою.
Чудесно. Ты глаза открыл,
Теперь давай, пойдем со мною.